Сумерки памяти - [93]

Проходит еще сколько-то времени. Я по-прежнему лежу в кровати. Я очень бледная, волосы разметались по подушке, у меня уже нет сил, чтобы встать. Ты сидишь рядом, закрыв лицо руками, и молчишь. Я смотрю на тебя и едва слышно говорю:

— Знаешь, мне сейчас снился странный сон. Я видела какую-то иную жизнь с другими людьми. Там было что-то очень страшное, но потом я увидела, что ты там снова рядом со мной и мне стало очень спокойно. Теперь я знаю, что наша любовь будет действительно сильнее смерти, и что бы ни случилось, где бы мы ни были, мы всегда найдем друг друга.

Ты берешь меня за руку и, глядя мне в глаза, говоришь:

— Я найду тебя там. В любой стране, в любом месте, не смотря ни на какие преграды. Я клянусь тебе в этом, клянусь.

— А я всегда тебя буду ждать, — слабо улыбаясь, отвечаю я. — Помнишь, как в том стихотворении, которое я тебе читала когда-то:

Моя любовь сквозь тысячи преград

Пойдет разыскивать в веках твой слабый след.

И ужасов земных увидит ад,

И райских радостей с тобой познает свет.

Разделены невидимой стеной,

Воспримем судеб испытания как дар.

Мы переборем холод ледяной

И нестерпимый пересилим пламя жар.

С тобой вдвоем, вступив на жизни путь,

Мы превратим ее теченье в сладкий сон,

И, видя мировых законов суть,

Мы к алтарю пойдем под Высшей Церкви звон.

Ты сидишь и молча смотришь на меня, держа в своих руках мою руку. А я закрываю глаза и умираю, прошептав перед смертью слова любви.

— Вот и все, — сказала я, и, открыв глаза, посмотрела на него.

Он сидел точно так же, как в моем недавнем видении, закрыв лицо руками, и молчал.

— Мы связаны этим заклятьем? — спросила я.

— Не только, — ответил он, беря сигарету. — Если бы дело было только в заклятье, то все было бы проще.

— А что еще? Ты говорил когда-то о некой ошибке, которую мы совершали от раза к разу. Дело в ней?

— Ошибке? Ах да. Конечно, я обещал рассказать тебе об этом. Но боюсь, что ты со мной не согласишься.

— О чем ты говоришь?

— Снова о законах. Законах любви и смерти.

— Да, любви и смерти, — сказала я и задумалась. — А сколько ты прожил после того, как я умерла?

Он мрачно рассмеялся:

— Ты плохо считаешь …

— В каком смысле? — удивилась я.

— Как ты думаешь, — спросил он, стряхивая пепел с сигареты, — сколько мне примерно было лет, когда мы познакомились с тобой во время войны?

— Думаю, что тридцать пять — сорок, не более.

— А теперь подумай, в каком году я должен был умереть, если год твоей смерти пришелся примерно на 1905-ый?

— Получается, что ты умер сразу после меня?! — удивилась я. — Ты это помнишь? Расскажи мне, как ты жил после моей смерти?

— А я не жил, — спокойно сказал он, — я покончил с собой.

Я сидела и пораженно смотрела на него, а он встал и, подойдя к перилам балкона, стал смотреть на ночной город.

— Я хотел объяснить тебе, — сказал он, — что слишком сильная любовь наказуема. Но я знаю, ты не примешь этого на веру. Ты не поймешь, и станешь говорить, что это не так.

— Все равно объясни мне, — сказала я. — Я хочу знать, что с нами происходит.

— Понимаешь, от жизни к жизни мы вместо того, чтобы ничего не переносить, брали с собой свою любовь, которую однажды довели до земного совершенства. Мы любили друг друга, забывая обо всем на свете, и нам казалось, что в мире нет ничего кроме нас двоих. А это преступление. Так нельзя. Мы скрепили наш союз древним заклятьем, мы клялись друг другу в вечной любви, мы… Мы преступили закон и поэтому сейчас мы разделены и не можем быть вместе.

Я задумалась:

— Получается, что мы объединены и этим заклятьем, и нашей любовью только «по ту сторону», а здесь мы можем никогда не встретиться? Но я даже не допускала такой мысли. Ведь я клялась в церкви, что дождусь тебя во что бы то ни стало! А теперь получается, что я могу ждать этого вечно?

Он молчал, а я продолжила рассуждать:

— Ты хочешь сказать, что наша любовь слишком земная для того, чтобы претендовать на те чувства высшего порядка, о которых ты рассказывал? Но я в это не верю! Это не так. Я просто должна над этим подумать. Я должна все это осмыслить и понять, а потом уже делать выводы.

— Наверное, тебе пора домой, уже очень поздно. Или хотя бы пойдем в дом, чтобы согреться, — сказал он и подал мне руку.

Я встала с кресла, и мы прошли в гостиную, закрыв за собой двери балкона. В комнате было тепло и уютно, а когда он зажег свои любимые свечи в бронзовых канделябрах, у меня на душе стало удивительно спокойно и безмятежно, несмотря на то, что я увидела историю нашей печальной любви.

— Мы умерли там, в девятьсот пятом, и перевоплотились в ту страшную жизнь, — сказала я. — Но ведь перевоплотились же? И встретились? И ты меня спас, не смотря ни на заклятья, ни на ошибки. Почему?

Он налил себе коньяка и сел в кресло.

— Потому что, во-первых, здесь могла иметь место инерция перевоплощений, а во-вторых, мы могли что-то еще «подбавить» и в этой последней жизни. Об этом ты не думала?

— А я любила тебя в той последней жизни?

— Да, очень. Ты просто этого не помнишь.

Я села на диван и сказала:

— Знаешь, мне кажется, что я вспомнила все жизни, в которых мы встречались, или хотя бы их преобладающую часть. И теперь нам остается только все взвесить, и понять, что же с нами на самом деле происходит.