Сумерки памяти - [89]

А потом я вижу, что прошло уже очень много лет. Мы с тобой состарились, наш сын вырос и стал совсем взрослым. Теперь он, так же как и ты, стал купцом и его корабль плавает в дальние города.

Я сижу совсем седая на берегу моря и грустно разглядываю волны. Ты стоишь рядом и, положив мне руку на плечо, говоришь:

— А славную мы прожили с тобой жизнь.

Я вздыхаю и молчу, а ты смотришь на меня и улыбнувшись спрашиваешь?

— А ты по-прежнему думаешь о своих великих делах?

— Да, — отвечаю я, — годы пролетели, а я осталась все та же. Прожила с тобой в грехе, ничего не совершила… Умру, и никто обо мне и не вспомнит.

Ты смеешься над моими словами и махнув рукой говоришь:

— Сына какого вырастили, дом построили, любили друг друга… Хорошо-то как!

— А потом я умерла и больше из этой жизни я ничего не видела, — сказала я потянувшись.

— И я действительно любил там тебя сильнее, чем ты меня, — рассмеялся он.

— Да. А я действительно не совершила никаких славных дел. Ни в одной жизни.

— И что с того?

— Знаешь, этот вопрос — о том, что я рождена для великих дел — не дает мне покоя и сейчас, — произнесла я задумчиво. — Как ты думаешь, как можно спокойно жить, имея в душе это ощущение своей причастности к чему-то высшему и знать, что никогда не сможешь его реализовать?

Он усмехнулся:

— Ты снова просто путаешь сама себя и страдаешь от своей же ошибки.

— Почему?

— Потому что на самом деле твое «великое дело» — это следовать по твоему пути и выполнять свое предназначение.

— Какое предназначение? Какое? Сидеть так, будучи не в силах совершить ничего значительного и просто смотреть на то, как время утекает сквозь пальцы?

— Ты не понимаешь. Предназначение может быть любым. Возможно, что в этой жизни твое предназначение заключается именно в этой душевной борьбе и стремлении преодолеть эту инерцию окружающего мира. И ты должна, не добившись ничего, все-таки осознать, что настоящее величие твоих поступков состояло в твоем духовном росте и попытках понять законы мирозданья.

— Ты думаешь? — грустно сказала я.

— Я это знаю.

— Но откуда эта уверенность в избранности?

— Откуда? Да из самой этой избранности. Ведь помнишь, я говорил тебе о людях, которые ищут ответы? Разве каждый из них, идя по своему сложному запутанному пути, не является особенным? Разве не совершает он поистине «великих дел», когда мучается вопросами и находит на них ответы?

— Я не знаю… — сказала я расстроено.

— Не знаешь, но чувствуешь. И неосознанно делаешь то, к чему стремится твоя душа.

— Возможно, что ты прав, и однажды я действительно смогу «отделиться» от своих сегодняшних переживаний и, взглянув на них с более «высокой» точки, понять, насколько сильно я заблуждалась…

* 24 *

— Прочитай мне что-нибудь из своей синей книги, — попросила я его, наливая кофе в чашки с обнимающимися розмаринами. — Я так давно не слышала твоих притч.

— Нет, я пока еще не нашел там рассказа, который бы подходил к тому, что я на самом деле хочу тебе объяснить, — сказал он, беря свою чашку.

— А что это такое, что ты никак не можешь объяснить мне? Какая-то истина или теория перерождений?

— Отчасти это и то, и другое, хотя на самом деле я просто хочу, чтобы ты наконец смогла вспомнить одну нашу жизнь… Ту, в которой…

— В которой что? — спросила я и взяла его за руку. — Может быть, это как раз то время, в котором было ожерелье из бархатного футляра?

— Да. Но почему-то ты никак не можешь этого увидеть.

Я замолчала и стала смотреть на закатное солнце, которое, просвечивая сквозь редкие облака, было похоже на кипящее червонное золото. «Как мне вспомнить то, что так его волнует? — думала я. — Возможно, что для этого мне нужен какой-то импульс, подсказка, которая поможет мне проникнуть за этот занавес из плотной ткани лет?».

— А ты? Ты хоть что-нибудь помнишь, из той жизни? — спросила я, посмотрев на него. — Быть может, какое-нибудь твое, хотя бы мельчайшее воспоминание сможет что-то прояснить для нас обоих?

Он закурил и, немного помолчав, ответил:

— Да, конечно, я помню. Но это, как всегда, только самая суть, которую ты должна увидеть сама…

— А мелочи? Какие-нибудь пустячные детали, которые порой как ключ могут открывать для нас огромные двери в полный неожиданностей мир? Их ты помнишь?

— Пожалуй, нет. Хотя… Да, конечно… Это стихотворение, точнее одно четверостишье. Оно возникает в моей памяти, когда я думаю о тех годах. Но никаких подробностей о том, кто его написал и когда именно я его от тебя услышал, я не знаю.

— Так прочитай его мне, — сказала я и приготовилась слушать.

— Оно было написано на французском, так что не обессудь, если мой перевод окажется не достаточно хорошим, чтобы в полной мере отразить те чувства, которые ты вкладывала в этот отрывок, — сказал он и стал читать:

Моя любовь сквозь тысячи преград

Пойдет разыскивать в веках твой слабый след.

И ужасов земных увидит ад,

И райских радостей с тобой познает свет…

Я слушала эти стихи и смотрела на него, и в тот момент, когда он читал последнюю строчку, солнце вышло из-за облаков и, вспыхнув, на долю секунды осветило его лицо. И тогда я все вспомнила. Вся та жизнь, которая была столь важна для нас обоих, промелькнула перед моими глазами, за один миг.