Сумерки над Джексонвиллем. Лесной мрак - [204]

Слышно, как Гассен — что–то чересчур уж поспешно — листает страницы своего блокнота.

— Она призналась вам в том, что убила Софи Мигуэн…

— Совершенно верно. Не знаю, было ли это частью задуманного ею плана, но бегство Стефана неплохо сыграло ей на руку…

Последний телефонный звонок Стефана… Он тогда уже понял, что стал жертвой какой–то чудовищной интриги. Если бы только он обратился в полицию!

— Кстати, по поводу Софи Мигуэн… Мне удалось–таки раскрыть ее тайну, — довольным голосом произносит Гассен. — Она состояла в довольно близких отношениях с Манюэлем Кэнсоном.

Тоже мне — тайна…

— Однако в основе этих близких отношений лежало вовсе не то, о чем вы сейчас думаете; нет, — продолжает он. — В действительности он всего лишь снабжал ее кокаином.

Маню — продавец наркотиков? Софи, набивающая себе ноздри подобной гадостью? А впрочем — почему бы нет? Меня уже ничем не удивишь — все резервы способности удивляться давно исчерпаны: скажи мне сейчас кто–нибудь, что совсем рядом произошел ядерный взрыв, я бы, пожалуй, и бровью не повела.

— Вот, значит, почему у нее всегда был такой возбужденный вид, — тихо произносит Тони.

— А Поль Фанстан? Какую он играл роль во всей этой истории?

— Роль мужа, — спокойно поясняет Тони. — Вы, надо полагать, понимаете, что я имею в виду: надежность, респектабельность, материальный достаток…

— Он мог быть ее сообщником?

— А вы сами встали бы на сторону женщины, которую подозреваете в том, что она убила вашего сына?

Гассен в ответ лишь бормочет нечто невнятное. Поль знал гораздо больше, чем ты думаешь, комиссар Иссэр, даже если и сам не подозревал о том, что знает это! Я невольно вспоминаю обрывки случайно услышанных разговоров. Внезапные вспышки гнева обычно такого спокойного Поля, его неожиданные нападки на Элен. Он относился к ней последнее время с явной неприязнью — потому, должно быть, что просто нутром, как говорится, чувствовал — а точнее: знал — чудовищную правду… Но предпочитал все же обманывать самого себя. В точности как и вы, дорогой мой Тони.

Скрип стула, шарканье подошв; от куртки дежурного полицейского сильно пахнет основательно промокшей шерстяной тканью.

— А вы никогда не боялись, что Элен заметит и узнает вас?

— Знаете, когда она видела меня в последний раз, я весил на десять кило больше, лицо у меня было одутловатым, а кроме того — борода и длинные каштановые волосы. Явившись сюда, я купил себе поляризованные очки, постригся очень коротко, выкрасил волосы в черный цвет и старался не попадаться ей на глаза — вот и все.

— Опасная игра.

— Нисколько не опаснее, чем разгуливать по городу, переодевшись комиссаром Иссэром. Если человек месяц за месяцем сидит взаперти без малейшей надежды когда–либо выбраться на свободу, вынужденный горстями глотать таблетки, разрушающие его организм, не говоря уже о смирительной рубашке, электрошоке и долгих часах психотерапии — причем выносит он все это отнюдь не за собственные грехи, понятие «опасность» становится для него весьма и весьма относительным.

Опять покашливание. Такое ощущение, будто мы находимся в туберкулезном санатории.

— Я так и не понял до сих пор, что за план она вынашивала в голове, заезжая за Элизой, чтобы подбросить ее в аэропорт.

— К этому моменту мое присутствие в городе уже ни для кого не было тайной. Я стал наиболее подходящей кандидатурой на роль преступника — лучше и не придумаешь; однако я уже следовал за ней по пятам, а в этом хорошего было мало. Вот у нее и возникла необходимость исчезнуть. Я думаю, она решила для начала избавиться от всех возможных свидетелей — в первую очередь, от Поля — и где–то в другом месте в очередной раз начать жизнь заново. Действовала она при этом, как мне кажется, отнюдь не повинуясь рассудку — скорее всего, ею опять овладело непреодолимое желание все разрушать.

Слышно, как чиркает спичка о коробок.

— Вы видели, как ее машина попала в аварию?

— К несчастью, нет. Во второй половине дня я зашел к Элизе — заперты и двери, и ставни. Тогда я двинулся к дому Фанстанов — картина та же, плюс отсутствие машины. В итоге я принялся наугад разъезжать по близлежащим шоссе, надеясь наткнуться на них хотя бы случайно. И точно — как раз на выходе из поворота в Велини я увидел на обочине врезавшуюся в дерево машину. В ней никого не было.

— Никого? — восклицает Гассен, в голосе которого звучит явное недоверие.

— Никого. Кровь на заднем сиденье. И следы колес на траве — я тотчас подумал об инвалидной коляске Элизы. Направившись по этим следам, я вскоре оказался возле того сарая в лесу. В окно я увидел Элизу. Она, похоже, была вне себя от ужаса: разъезжала, как сумасшедшая, от стенки к стенке. Элен стояла в дверном проеме и с усмешкой наблюдала за ней… От этого зрелища у меня мороз по коже пробежал. Затем Элен подошла к Элизе со стаканом воды в руках — та жадно выпила и почти тотчас уснула. Я видел, что вы живы, Элиза: ваша грудь мерно приподнималась и опускалась. Но я не знал, как мне поступить. Войти? Но чего бы я этим добился?

— Немедленного спасения жизни мадемуазель Андриоли, надо полагать, — желчно замечает Гассен.

— Да, но никак не ареста Элен. Необходимо было предпринять что–то такое, в результате чего она сама бы во всем созналась, причем при свидетелях, иначе никто никогда бы мне не поверил. Внезапно я вспомнил о Виржини. Посмотрел на часы: без пятнадцати пять; затем подумал о том, что коль скоро Элен всего лишь усыпила вас, Элиза, значит, в ее планы вовсе не входит убивать вас тотчас же.