Сумерки - [33]

Иван вошел в гостиную, ярко освещенную газовой лампою, и с поклоном подошел к купчихе:

— Мое почтение.

— Ванечка, присядь, откушай чаю, — ласково сказала тетушка, засуетившись вокруг стола, в то время как Земляникина сидела столбом, неотрывно глядя на Ивана своими беспокойными глазами.

Иван уселся на стул и принял из рук Аглаи Ивановны чай.

— Как его превосходительство себя чувствует? — поинтересовался он с сердечностью в голосе.

— Плохо, — откровенно сказала Земляникина. — Давеча вставал и даже гулять просился, а потом опять слег и все на людскую жадность жаловался. К чему бы это? — удивилась она, испытующе глядя на Ивана.

Тот засмущался и сильнейшим образом стушевался, так как помнил взятое с него генералом обещание не выдавать, покуда Гаврилов сам не разрешит, тяжкого положения и будущего судилища родным и близким. Безбородко пожал плечами и поспешил перейти на другую, более безопасную тему разговора.

— Читали ли вы, Аделаида Павловна, новый роман литератора Достоевского?

— Нет-с, — несколько испуганно ответила купчиха. — Я вообще Достоевского не читала-с.

— Как же так? — изумился Иван. — Сейчас все просвещенные люди его читают. А что же вы тогда читаете?

— Я, сударь, псалтырь читаю, — призналась Земляникина и так тяжко вздохнула, поглядев на молодого человека, что ее объемистая грудь чуть не опрокинула чашку чаю.

— Псалтырь? — изумился Иван.

Он долго и пристально глядел на стушевавшуюся купчиху-миллионщицу, а затем произнес:

— Стыдно, Аделаида Павловна, стыдно должно быть. Вы же теперь не в мужниных застенках живете, а сама себе хозяйка. Вот бы и просвещались. Книги читали, театры посещали, выставки разные.

Аглая Ивановна, словно ее кто-то снизу иголкою уколол, подскочила с места и, пробормотав что-то насчет срочных распоряжений по хозяйству, умчалась вон из гостиной, оставив племянника наедине с влюбленной владелицей прекрасной усадьбы.

Земляникина несколько подвинулась к Ивану и глубоким чувственным голосом произнесла:

— А вот бы вы, сударь, меня-то и поучили уму-разуму. По выставкам бы поводили, в театры, еще куда-нибудь. Я согласная.

Иван даже опешил от такого предложения.

— Так это же должен лучше делать жених ваш, милейшая Аделаида Павловна. Он бы вас и поводил. Или тоже из купцов будет?

— Нету у меня никакого жениха, — торжественно призналась влюбленная купчиха. — Я уже вас выбрала себе в провожатые, — добавила она, на секунду опустив стыдливо глаза, но тут же подняла их обратно и чуть не опалила чрезвычайно удивленного таким откровением Ивана пламенным взором. Глаза блестели ненасытным желанием любить и одновременно опекать молодого человека. — Будьте моим женихом, Иван Иванович.

— Как это? — глупо спросил Иван и тут же смутился, поняв, что сказал нечто совершенно несуразное. — Да как же я… У меня же невеста есть.

— Да нет у вас уже никакой невесты, — словно от назойливой мухи отмахнулась купчиха, несколько скривившись. — Ее у вас уже давно граф увел. У них там и свадьба слажена. Об этом весь Петербург толкует, один вы все мечетесь как угорелый. А со мною вам покойно будет, вот увидите. Заживем не хуже графов и князей ваших. Я что, думаете, купчиха неотесанная, умею только на завалинке семечки да орешки щелкать? Да я тоже к красивой жизни тянусь, — призналась Земляникина, все более пододвигаясь к Ивану, слушавшему ее, разинув рот от удивления. — А ежели вместе заживем, то уж будем и по заграницам кататься, и дом на Невском справим. У меня денег много, на деток и на внуков хватит. Мне муж достаточный капитал оставил. Я же в вас сильно влюбилась, Иван Иванович. Особняк поставим, как вы желаете. Хотите в аглицком, хотите в еще каком стиле. А вы мне по вечерам будете ваши стихи читать, а я вас слушать буду. Вы более нигде такой благодарной слушательницы, как я, не найдете. Ну же, Иван Иванович, решайтесь! — воскликнула купчиха и попыталась поцеловать Безбородко.

Тот сильно отпрянул и неожиданно свалился со стула. Пылкая купчиха, увидав неловкость возлюбленного, так и зашлась в смехе. Ее внушительные груди заколыхались, словно заходили ходуном океанические волны. Иван, сев на пол, тоже захохотал. Он смеялся над самим собою, и смеялся удивительно легко и беззаботно, как смеются лишь малые дети. Смех этот и разрешил неловкость ситуации, возникшей в гостиной. Если молодой человек упал со стула растерянным и несколько обиженным на слова и пылкость действий Земляникиной, то встал он уже ее добрейшим товарищем. Встав и отсмеявшись вволю, Иван взял руку купчихи и торжественно поцеловал ее.

— Спасибо, милейшая Аделаида Павловна, за ваше признание. Оно мне чрезвычайно льстит, верьте моему слову. Знайте же, что ежели я и не разделяю ваших чувств, то навек буду вашим хорошим товарищем, на которого всегда вы можете положиться.

Земляникина тоже поднялась во весь свой внушительный рост и, взяв голову Ивана в свои ладони, легонько поцеловала его в лоб.

— Господь с тобою, Ванечка, — ласково произнесла она. — Сердце мое к тебе прикипело сильно-пресильно. Знай же, что теперь я твоя навеки. Скоро ты устанешь бегать и придешь ко мне. А я тебя ждать буду, соколик мой ясный.