Сумерки Европы - [130]
Такова эта мнимо-матеріалистическая, мнимо безыдейная культура, будто погрязшая въ корыстныхъ интересахъ и во внѣшне поверхностной жизни. Таковой по замѣчательному недоразумѣнію сочли эпоху исключительной героической геніальности, творчества и морали, самоупоенія духовной мощью и отваги безогляднаго строительства.
Есть и еще одна существенная сторона этой эпохи, которую необходимо хотя бы вкратцѣ отмѣтить. Я имѣю въ виду ея гуманизмъ. Исторически онъ можетъ быть прослѣженъ къ возрожденію, реформаціи, революціи; но систематически онъ связанъ непосредственно съ міросозерцаніемъ ново-европейской культуры, и эту систематическую связь здѣсь и надлежитъ сжато установить.
Двѣ черты ново-европейскаго комплекснаго міропостроенія имѣютъ въ этомъ отношеніи рѣшающее значеніе. Съ одной стороны его глубинный реализмъ, и съ другой отсутствіе образа тотальности и слѣдовательно ослабленность религіознаго момента. Пафосъ духа обращенъ не на цѣлое, обращенъ на реальное, на реальную дробность; въ ней есте-ственно первое, исключительное мѣсто занимаетъ человѣкъ. Если тотальность не воспринимается въ качествѣ живого единства, къ которому можетъ быть и должна быть соотнесена человѣческая судьба, то эта судьба остается независимой и самодовлѣющей; и будучи разсматриваема въ реалистическомъ свѣтѣ комплекснаго міропостроенія, остается судьбой земной, выдвигаетъ задачу земного ея устроенія.
Сообразно тому же комплексному мотиву, выдѣляющему предѣльный элементъ, какъ подлинную реальность — изъ человѣчества, изъ его коллективовъ естественно былъ выдвинутъ въ качествѣ подлинной реальности ихъ предѣльный элементъ, а именно человѣческая личность. Она оказалась носителемъ бытія и задачъ; коллективы, человѣчество, какъ и все другое, стало въ свѣтѣ комплекснаго мотива лишь производнымъ отъ нея, лишь комплексомъ личностей; а такъ какъ эти комплексы являются тоже своего рода реальностями, то съ особой силой и сознательностью была поставлена задача организаціи личностей въ коллективы. Задача выдѣленія и освобожденія личности, и организація освобожденныхъ личностей — явились специфическими, сознательно поставленными цѣлями ново-европейской культуры.
Самоутвержденіе личности шло не только изъ этого источника. Выше было отмѣчено, съ какой настоятельностью это сознаніе вырастало изъ существа комплекснаго міропостроенія, въ которомъ человѣкъ оказывался не букашкой въ неизмѣримой природѣ, не винтикомъ въ грандіозномъ механизмѣ, не предопредѣленной въ тотальномъ единствѣ песчинкой, а самостоятельнымъ строителемъ второй природы, претворяющимъ ее изъ независимой точки своего сознанія и активности. Изъ этого строительства, изъ волевого самоутвержденія, изъ построенія на самостоятельно провѣренныхъ предпосылкахъ — т. е. изъ техники, категорической морали и гносеологіи — съ большей силой опредѣлилось человѣческое самоутвержденіе, нежели изъ образа эллинской калокагатіи, или иныхъ историческихъ отраженій.
Такъ сталъ человѣкъ задачей, опорной точкой и строителемъ; такъ открывались передъ нимъ неограниченныя дали. Но вмѣстѣ съ тѣмъ — какъ и въ другихъ случаяхъ — ставшее самодовлѣющимъ индивидуалистическое устремленіе въ своемъ продолженіи перешло на путь разрушенія. Личность, неудерживаемая въ качествѣ неразложимаго предѣльнаго единства, подверглась психологистическому разложенію на составные элементы. Отсюда развалъ импрессіонизма въ раз-ныхъ его разновидностяхъ, въ частности въ томъ декадансѣ конца вѣка, который въ плоскости субъективно-гуманистической приблизительно совпалъ во времени съ объективно техническимъ расцвѣтомъ ново-европейской эпохи и заслонилъ его отъ общаго вниманія привычностью своего литературно отраженнаго выраженія.
Выше было отмѣчено, что сила и успѣшность массоваго техническаго строительства опиралась на объективный характеръ его заданія и предмета; но въ своемъ гуманистическомъ устремленіи комплексный мотивъ приходилъ въ утвержденіи личности къ подчеркнутому утвержденію субъективности; и такъ какъ эта субъективность была связана съ культурными воспоминаніями, съ литературной традиціей, съ исторически данной словесностью, съ правовой идеей и риторикой, со всѣмъ аппаратомъ интеллигентскаго сознанія, то въ этомъ сознаніи онъ и выдвинулся на первое мѣсто, заслонивъ собою глубинный процессъ объективнаго строительства. Отсюда въ концѣ прошлаго вѣка на поверхности приходилъ къ саморазвалу литературно-артистическій интеллигентскій субъективизмъ, вводя въ заблужденіе представленіемъ общаго упадка; между тѣмъ, какъ на дѣлѣ подальше отъ литературныхъ кружковъ и внимающей имъ газетно-книжной публики проходилъ съ неизмѣримой силой внутренній безмѣрно могучій объективно-строительный процессъ. Впрочемъ, безспорно онъ уже пробивался и наружу и отметалъ накипь гуманистически литературнаго разложенія отраженіями своего объективнаго строительства.
Но и въ другомъ разрѣзѣ гуманистическое развертываніе приходило къ тяжелымъ внутреннимъ противорѣчіямъ. Комплексный мотивъ, выдѣляя личности, какъ предѣльные элементы, ставилъ вмѣстѣ съ тѣмъ съ одинаковой силой и задачу ихъ организаціи. Личность, какъ предѣльный элементъ и въ этомъ смыслѣ какъ подлинная реальность — такова идея; но эта же личность — и строитель міра, и субъектъ идеи, носитель и воплотитель ея. Отсюда самоцѣнность личности получаетъ въ ея собственномъ сознаніи непреоборимую силу. И такъ какъ личности являются составными частями общества, на нихъ распадающагося, то это не нѣкая личность, общественнымъ цѣлымъ предопредѣляемая, а всякая личность, какъ равноправно составляющая предѣльную часть общества. Отсюда — задача воспостроить общество, какъ организацію равнозначныхъ, равноправныхъ личностей — задача демократіи. Но организація есть іерархія, есть власть и подчиненіе, есть отказъ отъ самодовлѣнія — отсюда неизбѣжный конфликтъ личности и общества. Этотъ конфликтъ въ такой напряженности вовсе необязателенъ во всякой культурѣ. Ибо тамъ, гдѣ человѣкъ исходитъ изъ мотивовъ, утверждающихъ объективность и реальность цѣлаго, тамъ личность съ самаго начала чувствуетъ себя умѣщенной въ это цѣлое и имъ предопредѣленной въ своемъ назначеніи, въ своихъ правахъ. Противъ цѣлаго она не выдвигаетъ притязаній своей абсолютной объективности, своего объективнаго самодовлѣнія. Здѣсь же это притязаніе является исходнымъ; а между тѣмъ задача организаціи тѣмъ настойчивѣе, чѣмъ сложнѣе совмѣстная жизнь и культура.
Мне надоели оптимисты. Знаете, те, которые не знают, как была устроена лампочка Ильича, которую изобрел Эдисон (а вы знаете?), но зато готовы кричать на каждом углу про торжество прогресса, не уточняя, правда, над кем именно. Мне также надоели пессимисты, которые твердят, что наша цивилизация катится… все катится. И еще мне надоело объяснять свою точку зрения на будущее. Меня часто об этом спрашивают, но мало кто готов мириться с тем, что я действительно пытаюсь что-то объяснить. Это насчет причин появления данного текста. Будущее будет.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Украинский национализм имеет достаточно продолжительную историю, начавшуюся задолго до распада СССР и, тем более, задолго до Евромайдана. Однако именно после националистического переворота в Киеве, когда крайне правые украинские националисты пришли к власти и развязали войну против собственного народа, фашистская сущность этих сил проявилась во всей полноте. Нашим современникам, уже подзабывшим историю украинских пособников гитлеровской Германии, сжигавших Хатынь и заваливших трупами женщин и детей многочисленные «бабьи яры», напомнили о ней добровольческие батальоны украинских фашистов.
Память о преступлениях, в которых виноваты не внешние силы, а твое собственное государство, вовсе не случайно принято именовать «трудным прошлым». Признавать собственную ответственность, не перекладывая ее на внешних или внутренних врагов, время и обстоятельства, — невероятно трудно и психологически, и политически, и юридически. Только на первый взгляд кажется, что примеров такого добровольного переосмысления много, а Россия — единственная в своем роде страна, которая никак не может справиться со своим прошлым.
В центре эстонского курортного города Пярну на гранитном постаменте установлен бронзовый барельеф с изображением солдата в форме эстонского легиона СС с автоматом, ствол которого направлен на восток. На постаменте надпись: «Всем эстонским воинам, павшим во 2-й Освободительной войне за Родину и свободную Европу в 1940–1945 годах». Это памятник эстонцам, воевавшим во Второй мировой войне на стороне нацистской Германии.
Правда всегда была, есть и будет первой жертвой любой войны. С момента начала военного конфликта на Донбассе западные масс-медиа начали выстраивать вокруг образа ополченцев самопровозглашенных республик галерею ложных обвинений. Жертвой информационной атаки закономерно стала и Россия. Для того, чтобы тени легли под нужным углом, потребовалось не просто притушить свет истины. Были необходимы удобный повод и жертвы, чья гибель вызвала бы резкий всплеск антироссийской истерии на Западе. Таким поводом стала гибель малайзийского Боинга в небе над Украиной.