Сумеречная роза - [88]

Элис подумала, что начинает лучше понимать его. С женщинами гораздо проще. Она довела его до бешенства и удивилась, что это удалось. Она надеялась только, что ее женское оружие позволит ей остаться целой и невредимой. Но потом, пожалев ее, Николас опять стал холоднее, даже злее, чем раньше. Она начала подозревать, что затронута его гордость, его гнев обратился внутрь, на самого себя. По-видимому, он считал милосердие минутой слабости.

Николас разбудил ее рано утром поцелуями, и когда она ответила со страстью, равной его собственной, он, похоже, забыл, что хотел отбыть до начала утренней службы, и остался с ней, дразня и лаская, пока она не стала бояться, что ее стоны наслаждения могут услышать в монастыре. Когда он наконец вошел в нее, ее тело бросилось ему навстречу, и когда все закончилось, она лежала, трепещущая, в его объятиях и ждала, пока пройдет последняя волна дрожи.

— Я совершенно без сил, сэр. Я никогда больше не смогу пошевелиться.

Он усмехнулся:

— Я буду скучать по тебе, девочка.

— Господин! — В комнату вошел Том, и Элис спряталась за Николаса, закрываясь от оруженосца. — Вы будете одеваться сейчас, сэр?

Элис прошептала:

— Отошлите его, — но Николас уже встал и прошел дальше в комнату, задернув полог кровати.

Часом позже в монастырском дворе настроение ее мужа снова изменилось, и он посчитал обязательным во всеуслышание приказать ей в присутствии солдат и самого аббата подчиняться приказам Гуилима как его собственным. Он говорил сурово, с непреклонным видом, как будто не целовал и не ласкал ее с самого момента пробуждения.

Его приказ мгновенно вызвал в ней возмущение, но она подавила его, стиснув зубы, и вела себя так кротко, что сам аббат одобрительно кивнул головой. Наконец, отдав напоследок приказ Гуилиму двигаться до Донкастера окольными и малолюдными путями, вместо того чтобы ехать по Большой северной дороге, Николас дал знак своим людям отправляться. Когда Элис увидела его проезжающим через ворота, такого великолепного на Черном Вайверне, она вдруг почувствовала себя покинутой. Сэр Николас сказал, что будет скучать, а у нее даже не представилось возможности ответить. Но она тоже будет скучать по нему, ужасно скучать.

Стоящая рядом с ней Джонет вздохнула, и Элис посмотрела на нее. Ее восприятие обострилось от собственных чувств, и она тихо посоветовала:

— Тебе надо относиться добрее к Хью Гауэру. Он любит тебя.

— Этот чудак? — фыркнула Джонет. — Говорит словно мед пьет, а сам болван болваном.

*» Элис не проронила больше ни слова. Вскоре их собственный маленький отряд отправился в путь, и они так старательно кружили по окольным дорогам, что только через четыре дня приблизились к Вулвестону. Мужчины отряда и женщины-служанки стоически переносили трудности пути, как и их командир. Но Элис и Мэдлин раздражались от всех действий и приказов Гуилима.

Однажды он резко крикнул, чтобы они перестали болтать в дороге, из опасения, что их голоса могут привлечь ненужное внимание, и Мэдлин ядовито отозвалась на его слова:

— Ручаюсь, вы думаете, что лес кишит врагами, сэр. Позвольте напомнить вам, что ни один Йоркский рыцарь не причинит зла ни одной из нас, ни нашим людям.

— Возможно, вы и правы, мадам, — прорычал он, — но я не имею права испытывать судьбу! А вам хорошо бы вспомнить, что солдаты, будучи в первую очередь мужчинами и только во вторую йоркистами, могут не поинтересоваться вашими политическими пристрастиями, прежде чем отобрать у вас кошелек или вашу девственность.

— Очень остроумно, — презрительно сморщилась Мэдлин. — Попытаться напугать нас — другого поведения от вас и не ждали, господин Мерион, но нас не так легко испугать, как вы уже заметили.

— Для нас всех лучше, если бы вы испугались, мадам. А теперь замолчите, пока я не потерял терпение.

Вскинув голову, Мэдлин произнесла нарочито любезно:

— Уверена, мы бы увидели ужасающее зрелище, сэр. Щеки Гуилима вспыхнули, и Элис, спрятав улыбку, поспешно показала вперед:

— Смотри, Мэдлин, вон видишь замок там, на холме? Разве он не великолепен?

Венчающий холм Вулвестон-Хазард с залитыми солнцем каменными стенами выглядел чистым и привлекательным после дождей. Склоны холма покрывала свежая зеленая трава, а на ней то тут, то там виднелись яркие пятна весенних цветов. Им открывался великолепный вид на реку Трент, огибающую подножие холма, зеленые поля, топкие пустоши и болота позади них. Представшая перед ними умиротворяющая картина доставила Элис истинное удовольствие. Несомненно, замок выглядел сейчас гораздо красивее, чем в прошлый раз.

Вид замка заставил их поспешить, обещая тепло каминов, хорошую еду и безопасность каменных стен и крепких железных ворот. Меньше чем через полчаса они въехали через главные ворота, стоявшие почему-то открытыми.

Элис обратилась к Йену:

— Я помню, ты сказал мне, что здесь есть люди. Ворота оставались точно так же открыты, когда ты приезжал в прошлый раз?

Он отрицательно покачал головой и взглянул на Гуилима, потом оглядел пустынный двор. Он казался озадаченным, но не более. Однако Гуилим, услышав вопрос Элис и ответ Йена, одной рукой взялся за меч, а другую поднял, требуя тишины. Не было слышно ни звука, кроме свиста ветра в проемах бастиона, пока наконец где-то вдалеке не чирикнула птичка и ей ответила другая.