Сумасшедший репортер - [5]

Но тут его взгляд упал на маленькую искусственную елочку, стоявшую на низеньком столике возле электрического самовара. Елка была необыкновенной! Ее хвоя представляла собой сотни покрашенных в зеленый цвет спичек, воткнутых, видимо, в обмазанный пластилином металлический каркас. «Боже, вот нищета! Елку не могли купить!» — подивился про себя Безсонов, но спросил, естественно, о другом:

— А что, ваш директор в самом деле не в духе?

— Уважаемый, вам лучше поскорей уйти. Для вашей же безопасности, — не глядя Безсонову в глаза, глухо сказал завбюро.

— Чего это вы все меня гоните! — возмутился Женька и в сердцах хлопнул дверью.

В коридоре по-прежнему звучал русско-цыганский «соул». Дима Климошенко настойчиво советовал спрятать девчонку за высоким забором. Безсонову ничего другого не оставалось, как пойти навстречу песне — навстречу единственному здесь не противящемуся его существованию голосу.

Женька не видел, как, выйдя из приемной, за ним угрюмо наблюдал хлопец в засаленной робе. Проследив две-три минуты за идущим к выходу Безсоновым, хлопец вернулся в приемную и принялся накручивать диск телефона.

— Батько, цэ я, Тарас. Тут якысь дурэнь рвався до дырэктора… Алэ звидкиля ж я розу мню чого? Вин мэни штовхав якусь червону кныжэчку, алэ я його всэодно выпхал…

Дойдя до выхода, Женька сделал еще несколько шагов навстречу невидимому музыкальному источнику. Коридор поворачивал вправо и почти сразу же упирался в глухую стену. В тупичке стоял стол, за ним сидел седой старик. «Белый как лунь» — невольно пришло сравнение. Зато глаза у деда были голубые-голубые. Они светились озорным молодым огнем, будто оказались неподвластны обесцвечивающей чувства и цвет старости, и располагали к близкому разговору.

Но Женька молчал. Переведя взгляд на пальцы старика, он уже не в силах был оторваться от них. На столе лежало десятка два спичечных коробков. Старик вынимал спичку, опускал ее в бутылек с зеленкой (который стоял тут же на столе) и, уже покрашенную, подносил к металлическому пруту, покрытому зеленой краской. Таких прутов было семь-восемь, разной длины и расходящихся во все стороны от стержня большего диаметра, вертикально установленного в небольшой крестовине.

Старик мастерил из спичек елку, и Женька никак не мог взять в толк, как это у него получается. Старик касался концом спички, свободным от серы, голого прута, и спичка, прямо-таки волшебным образом, намертво замирала на нем, становясь очередной иголкой спичечной хвои.

Было очень тихо. Лишь время от времени шуршали спички в коробке, когда старик опускал в него пальцы.

— Завтра Рождество. Уже поздно ставить елку, — не зная, что сказать, произнес Безсонов.

— Радоваться никогда не поздно. К тому же я хотел бы спросить тебя, мил человек, хорошо ли ты знаешь обычаи и историю православного нашего народа.

— Смотря о чем идет речь.

— Истинные православные христиане мирской Новый год не отмечают. Они постятся в последние дни перед Рождеством, а часть из них наряжают елку в самый канун святого праздника.

— Но, дедушка, когда это у православных стало традицией ставить искусственную елку? Да еще из спичек?!

Старик не ответил. Он с любовью одевал в спички-иглы будущую елку. И тут Безсонову пришла сумасшедшая идея. Он повернулся и быстро побежал к выходу, на бегу крикнув: «Я скоро вернусь!»

Старик, неторопливо закончив работу, нежно, не касаясь спичечной хвои, провел по ней сверху вниз рукой. В то же мгновенье его взору предстала маленькая живая сосенка. Несколько минут старик любовался сосенкой. Потом, поднеся руку к деревцу, быстро взмахнул ею. Тут же маленькая красавица опять превратилась в искусственное творение.

— Люди слабы. Их нельзя искушать понапрасну, — задумчиво молвил старик.

3

Женька как угорелый несся к Харьковской. Уже перебегая улицу на красный свет, он совершенно ни к месту вспомнил, что забыл выяснить, отчего при его появлении неожиданно смолкла цыганская песня, знакомая и далекая, как воспоминания о кино детства. «Надо будет спросить у голубоглазого деда, где он прячет радиоприемник».

Пересекши по диагонали дворами и закоулками жилой район, находящийся сразу за Харьковской, через пять минут быстрого бега запыхавшийся Безсонов стоял у высоких ворот новой автостоянки. Быстро поднялся по железной лестнице, круто ведущей в будку охраны. Перед тем как войти, жадно оглядел сверху стоянку. Без труда отыскал Генкин трейлер — его «мерседес» сразу бросался в глаза среди массы автомашин разных марок и назначения, стоявших в ряд в правильном порядке на заснеженном огороженном пустыре.

Безсонов вбежал в будку. Молодые люди (он — в военном бушлате с камуфляжной окраской, она — в дорогой и совершенно дикой кофейно-сиреневой дубленке) азартно резались в карты.

— Сутки — пятнарик, — не поднимая головы, буркнул охранник.

— Какой пятнарик? Я на «ментовке» привалил! — глупо пошутил Безсонов. Но охранник и девушка, одновременно перестав выяснять отношения с помощью карт, тут же уставились на Женьку.

— Шутка. А вот теперь совершенно серьезно: мне срочно нужен хозяин вон того «мерса»! — Женька махнул рукой в сторону окна, выходящего на стоянку. — Куда он подался?