Султан Юсуф и его крестоносцы - [8]

— Я должен сначала пойти к Гробу моего Господа.

У аль-Исфахани приоткрылся рот, но он ничего не сказал, а только вопросительно посмотрел на своего повелителя. Султан же повел рукой, словно отодвигая рыцаря в сторону, и рек:

— Иди. Но до полудня ты должен вернуться с ответом. С тобой пойдет мой человек.

Султан негромко хлопнул в ладоши и еще тише назвал имя:

— Дауд!

Так настал мой черед предстать перед великим султаном. Стражи северных дверей расступились. Я прошел в двери, миновал занавеси, и все три пары глаз обратились на меня.

Теперь уже не внутренним взором, а наяву я увидел, что султана все еще не отпускает лихорадка, а воин-кафир колеблется, но сильно надеется на то, что получит свыше позволение послужить султану для странного дела — спасения его врага. Англичанин стал приглядываться ко мне с тревогой и недоумением.

— Идите! — велел султан. — И помни, кафир: возможно, что лишний час твоих раздумий и молитв окажется роковым для твоего малика.

Я вывел англичанина из Дворца и, пропустив его вперед, стал указывать, какие улочки выбирать. Я не стал требовать от него закрывать лицо: трудно было не узнать этого огромного ростом кафира, припадающего на левую ногу после ранения на стенах Иерусалима. Прохожие жались к стенам. С одним из них я поздоровался и бросил ему «фальшивую кость», сказав, что с выкупа за эту ходячую гору получу десяток динаров.

Перед гробницей пророка Исы, шагов за тридцать, не меньше, кафир встал на колени и двинулся дальше, оставляя за собой на снегу две темных борозды. Когда он скрылся в сумраке пустого склепа, я остановился и стал ждать.

Рыцарь не заставил меня долго мерзнуть. Он покинул склеп также на коленях, спиной к выходу. Потом резко, хотя и с некоторым трудом, поднялся на ноги, развернулся и двинулся мне навстречу решительным шагом.

Я не знал, о чем молился он своему пророку и какой получил ответ. Однако теперь мои плотские глаза вполне прозревали, что англичанин не собирается огорчить повелителя правоверных.

— Веди меня к султану! — не просто попросил, а повелел мне он и решительно двинулся в обратный путь, по своим большим следам, глубоко отпечатавшимся на улицах Священного Города.

Глава 3 О присяге королю призраков и клятве повелителю здравствующих

— Я готов принести вассальную клятву султану, — сказал рыцарь, вновь представ перед повелителем правоверных, — но лишь в пределах одной службы: в поиске и спасении моего короля, Ричарда Льва.

Как раз в этот час лихорадка стала отпускать султана. Это казалось добрым знамением. Его лицо приобрело живой цвет, и в глазах светилась благосклонность.

— Таковой службы с тебя довольно, кафир, — изрек он. — Вспомни обычай своего народа, и да будет так! Говори своими словами. Мой катиб поправит тебя, если будет затруднение.

С этими словами султан поднялся с креслица и, выказывая свое знание чужого обычая, протянул вперед сложенные ладонями руки.

Удивление отразилось на миг в светло-серых глазах рыцаря. Однако уже в следующий миг он двинулся навстречу султану, опустился перед ним на одно колено и осторожно вложил, а точнее осторожно просунул свои огромные кисти в руки султана. Затем он торжественно, с долгими расстановками — верно, боялся оговориться, и напряженно вспоминал сочиненную по дороге клятву — стал произносить священные слова:

— Я, Джон Фитц-Рауф, приношу клятву великому султану Египта, Сирии и Месопотамии Салах ад-Дину Юсуфу ибн Айюбу в том, что буду верно служить ему против всех мужчин и женщин, которые могут жить и умереть и которые будут препятствовать возвращению в Англию законного короля Ричарда Плантагенета и утверждению его законной королевской власти.

— …кроме тех мужчин и женщин, которыми повелевает великий султан и которые верно служат своему господину, — добавил катиб аль-Исфахани.

Руки рыцаря дрогнули в руках султана. Он немного растерялся, скорее чутьем, чем рассудком, ощущая противоречие в такого рода клятве.

— Имад! — обратился к катибу султан, крепче сжимая в своих руках руки кафира. — Того, что он сказал, вполне довольно. Где в пределах дар аль-харба[35] этот доблестный воин отыщет моих слуг, которые будут препятствовать моему же велению? И как таких слуг можно называть «верными»? Ты запутался сам, Имад, и путаешь нас… Я принимаю твою клятву, воин, — обратился он тут же к англичанину, не дожидаясь извинений катиба. — Встань.

Теперь, если следовать христианским законам, господин должен был поцеловать своего вассала. Но, по счастью, рыцарь снова проявил догадливость и вместе с ней — уважение к обычаю Востока. Поднявшись, он сам, немного склонившись, прикоснулся губами к плечу султана, резко и гордо выпрямился и сразу отступил на три шага.

— Отныне ты — воин султана, — с очень довольным видом изрек повелитель правоверных. — Вплоть до окончательного исполнения своей службы. Хотя ты остаешься кафиром, я даю тебе и воинам, которых ты изберешь себе в помощь, право садиться в седло на всех подвластных мне землях. Ясно, что одному тебе не справиться. Я позволяю тебе выбрать из других пленных кафиров воинов, которых ты знаешь и которым можешь доверять. Они должны принести клятву верной службы лично тебе, и тебе самому придется держать за них ответ. Вместе с тобой их не должно быть больше девяти… Девять — благоприятное число. Девятерых вполне достаточно, чтобы все оставались у тебя на глазах. Ты волен освободить их от присяги и отпустить сразу после спасения малика Ричарда. Остальное сообщит тебе Дауд. Его слово будет моим словом. Он отправится вместе с вами.