Султан Юсуф и его крестоносцы - [7]

.

— Чертовы швайны устроили ему ловушку! — воскликнул рыцарь Джон.

Он грозно двинулся вперед, но вовремя опомнился и отступил на то места, где стоял.

— Мы тоже полагаем, что его заманили в ловушку, — с довольным видом кивнул катиб. — Ведь среди воинов, называющих себя «воинами Исы»[33], были распри. Мы слышали, будто после взятия Акры малик Ричард осквернил австрийское знамя, первым появившееся на стенах крепости, сбросил его и водрузил свое, английское. Правда, иные утверждают, будто австрийское знамя уронили случайно, в суете… Но так или иначе, у австрийского малика появился повод для мести.

— Будьте уверены, они подстерегли его в лесу и налетели целой сворой, чертовы псы! — взмахнул кулаком рыцарь Джон. — Они упрятали короля в какую-нибудь свою грязную конуру! И теперь сами боятся, не знают, что делать.

— Что значит «не знают»? — полюбопытствовал катиб.

— А что бы делал на следующий день один из ваших эмиров, если бы накануне поймал убежавшего в пустыню коня султана, лучшего коня? — сказал рыцарь. — Только не вернул его правителю в тот же час, а польстился на добычу. И спрятал коня в своей конюшне.

Султан улыбнулся, сделал знак катибу и задал рыцарю вопрос:

— Если бы ты получил свободу, кафир, что бы ты с ней сделал?

Сердце едва не выскочило из груди пленника. Новое предчувствие воодушевило его.

— Ринулся бы вызволять из беды моего короля! — рявкнул он на весь дворец, и телохранители за занавесями схватились за сабли.

— Его еще надо найти, — заметил великий султан.

— В своей стране я выслеживал добычу в таких дремучих лесах, какие вам и не снились, — сказал пленник без тени хвастовства.

Тогда султан поднял руку и, указав на него перстом, рек:

— Твое слово, воин. Ты получишь оружие, деньги, коня и отправишься выполнять свое обещание. Ты найдешь своего малика, освободишь его. Сам или с помощью воинов, которых ты соберешь. Ты поможешь своему повелителю вернуть трон.

Рыцарь с трудом перевел дух. Пот крупными каплями побежал по его лицу, и у него даже потемнело в глазах.

— Клянусь, великий султан, — проговорил он, едва не задыхаясь, — что твое повеление для меня — глас Божий.

Султан нахмурился и, немного помолчав, продолжил:

— Твоя награда — твоя свобода, воин. Но у меня нет такого длинного поводка, чтобы его хватило на всю твою дорогу. Тебя не удержит ничто, кроме клятвы… Я помню очень знатных христиан, которые клялись мне своим крестом, а потом нарушали клятву.

— Я не могу отвечать за других, — выдавил из себя рыцарь.

— Верно, — кивнул султан. — Но или ты станешь хозяином своей свободы, когда я отпущу тебя, или она станет твоим хозяином. В моей руке не останется ничего, кроме твоей чести. А есть старая и горькая курдская пословица: честь собакам бросили, собаки не съели.

— Какую клятву ты просишь от меня, султан? — почувствовав на душе невыносимую тяжесть, спросил рыцарь. — Какие слова будут порукой за мою честь?

— Присяга на верность мне, султану… — сказал повелитель правоверных. — Я не требую от тебя принять истинную веру, веру Пророка, да пребудет с ним вечно милость Аллаха. Только — присягу. Когда ты поможешь своему малику Ричарду, ты вернешься и я освобожу тебя от присяги и отпущу на все четыре стороны.

Беспорядочный вихрь мыслей закружился в голове воина-кафира.

Спасти своего короля! Можно ли вообразить подвиг благороднее этого? А к славе, дай Бог, от королевских щедрот прирастет и титул, узнав о котором, поперхнется вся родня. Но принести присягу на верность иноверцу! К тому же — прямому врагу короля! А вдруг здесь таится какая-нибудь коварная восточная хитрость? Да и не привык рыцарь Джон Фитц-Рауф бросаться присягами. Он расставил ноги пошире, а то его начало покачивать, как на корабле в бурю, и сказал:

— Султан! Твоя милость неизмерима. Но я уже один раз присягал. Королю иерусалимскому — Ги де Лузиньяну[34].

— Ты, кафир, присягал ему как королю? — прищурившись, спросил катиб, даже не спрашивая у султана взглядом разрешения вступить в его разговор с рыцарем.

— Это — правда, — признал рыцарь. — Когда я давал ему клятву, то видел перед собой только короля… Я клялся защищать Иерусалимское королевство.

— Значит, ты теперь хранишь верность призраку! Ибо такого королевства уже нет! — воскликнул с усмешкой катиб. — Священный город принадлежит ныне великому султану, да благословит его Аллах! Малик Ричард отдал этому франку Кипр. Но что это, как ни еще один мираж. Призрак, властвующий миражом. И это твой господин?

Рыцарь тяжело вздохнул, не зная, что сказать.

— Решай сам, кафир, — коротко и хмуро бросил султан и, морщась, добавил: — Только вспомни сначала, что этот соломенный малик клялся не выступать против меня, когда я мог одним взмахом лишить его головы, а потом поспешил отскочить на безопасное расстояние, чтобы осадить мою Акру и посмеяться… посмеяться над своей клятвой.

— Я должен… — начал было рыцарь но осекся, ибо вовремя успел догадаться, что слово «подумать» никак не пригодно для ответа доблестного воина великому султану — в его положении только у головы, отсеченной от тела и брошенной в яму, осталось бы время подумать.

Однако он нашелся и проговорил: