Султан и его враги. Том 1 - [184]

Она звала, но никто не приходил, бедняжке казалось, что она умирает, она плотнее завернулась в свою теплую одежду и прислонилась к дереву. Темнота совершенно скрывала ее, были слышны только ее тихие стоны.

В это позднее время одна горбатая старуха возвращалась из города, где она продала работу своего мужа, старого башмачника Гафиза, и выручила за это немного денег. В веселом расположении духа, гордо побрякивая монетами, шла она к своей старой хижине, где ютилась вместе с мужем.

Старая Макусса и Гафиз были родом из Персии, но уже с давних пор жили в Константинополе. Сначала они были довольно зажиточны, имели отличный дом, но всевозможные несчастья мало-помалу разорили их, и старый Гафиз сделался башмачником.

Но это нисколько не уменьшило его добросердечия, его веселого нрава и страсти к написанию стихов. Сидя в своей жалкой хижине и молотком вколачивая сапожные гвоздики, он сочинял в такт какие-нибудь стихи. Когда же Макусса бранилась, что случалось очень часто, так как она ни за что не могла привыкнуть к своей бедной жизни, Гафиз сейчас же сочинял на нее стихи и был очень доволен, если они ему удавались.

Эта старая чета была еще самая почтенная среди обитателей маленьких хижин, хотя старая Макусса в последнее время и не пренебрегала никакими средствами для приобретения денег. Гафиз довольствовался малым, он никогда не говорил ни о своей прежней зажиточности, ни о своем несчастье и терпеливо переносил свою участь, не ропща даже в тех случаях, когда ему в старости приходилось голодать. В свое утешение он сочинил на этот случай опять-таки стихи.

Ты духа не теряй, Гафиз!

Придется в старости узнать,

Как тяжко, больно голодать,

Чтоб при хорошем ты житье

Не был суровым к нищете.

Итак, старая Макусса шла этой дорогой и, услышав тихие стоны, пошла к месту, откуда они доносились, чтобы узнать, в чем дело. Не будь она в веселом настроении благодаря полученным деньгам, она не сделала бы этого и равнодушно прошла бы мимо, так как чувство сострадания она давно уже потеряла с тех пор, как сама стала бедна.

Как бы то ни было, она подошла к деревьям и там нашла Рецию, которая только что произвела на свет мальчика.

— Здесь, на дороге! — в ужасе воскликнула старуха, оказав необходимую помощь молодой матери. — Что это значит? Как ты попала сюда?

Реция рассказала ей, как она собиралась следовать за благородным и храбрым Сади-беем, но, внезапно схваченная болью, упала здесь, на дороге.

— Сади-бей? — спрашивала старуха с возрастающим интересом. — Так ты жена Сади-бея?

— Да, но он далеко отсюда! И теперь мне негде даже преклонить голову!

— И еще с ребенком! Этого не должно быть, у тебя будет приют! У тебя будет что поесть, и для малютки будет сделано все необходимое, — продолжала Макусса, рассчитывающая на богатую награду от молодого офицера, — я сейчас схожу за Гафизом, чтобы он помог мне доставить тебя вместе с ребенком в нашу хижину!

— О, неужели ты это сделаешь? — сказала Реция со слезами радости и надежды, что ее новорожденный ребенок не останется на дворе в эту холодную, неприветливую ночь.

— Непременно! Иначе и быть не может, — ответила старуха и хотела идти в свою хижину за Гафизом.

— Постой, — сказала Реция, с трудом поднимаясь на ноги, — я могу идти, я пойду с тобою.

— Тем лучше! Дай мне ребенка, Реция, я понесу его!

По дороге Макусса сказала Реции, как зовут ее и мужа, упомянула, что он башмачник, и была очень довольна, когда та сунула ей в руку остаток своего небольшого капитала в награду за ее услуги.

— Это лишнее, Сади, вернувшись, сможет заплатить мне за все издержки, — сказала она, однако охотно взяла деньги.

Реция рассказала ей, что она дочь Альманзора, что кроме Сади у нее нет никого на свете, и через четверть часа Макусса так хорошо познакомилась со всеми обстоятельствами жизни Реции, как будто бы знала ее много лет. Она заботливо несла ребенка, завернув его в свое платье, а Реция, собрав последние силы, следовала за ней. Спою странную находку на дороге старуха считала счастливым случаем: она была твердо уверена, что вернувшийся офицер сторицей вознаградит ее за все труды и заботы.

Наконец кое-как добрались они до хижины, где было тихо и темно. Старый Гафиз, соблюдая экономию в освещении, уже лег спать. Дверь оставалась незапертой.

— Пойдем, пойдем же, Реция! — сказала старуха и первая вошла в хижину, состоявшую из двух комнат. В первой на соломенной постели лежал Гафиз и при виде посетителей удивленно поднялся с места.

— Опять гости? — спросил он, но в темноте никак не мог разглядеть, кто там пришел с его женой. — Кого ты еще ведешь с собой?

Макусса в нескольких словах рассказала ему о случившемся, тогда Гафиз поспешно оделся в свой старый кафтан и зажег свет.

— Милости просим! — приветствовал он Рецию и, улыбаясь, смотрел на маленького новорожденного мальчика, для которого Макусса тотчас же стала готовить ванну. — Славный маленький мальчик! Такого я и не представлял! Свари молодой госпоже суп, Макусса!

— Да, да! Одно за другим! — отвечала та и принялась готовить на плохом очаге, стоявшем в углу комнаты.

— Я же пока приготовлю для молодой матери постель из свежей маисовой соломы, — заметил Гафиз. — И то благодать, что удается на соломе спать! — проговорил он про себя в рифму.