Сулла - [71]

Шрифт
Интервал

Какой бы ни была виновность Хризогона, можно предположить, что Цицерон несколько раздул, по своим причинам, значимость этого вольноотпущенника, о котором в дальнейшем нигде не упоминается. Более показательны четыре Корнелия, которых находим в окружении Гая Верреса. Первый — ликтор, убитый во время жуткой истории, начавшейся попыткой изнасилования девушки из высшего общества Лампсека (Лампсеки в Турции, на краю пролива Дарданелл), прерванной схваткой, во время которой Корнелий нашел смерть, и закончившейся, по всем правилам, убийством отца и брата несчастной. Что же касается Луция Корнелия Тлеполема, Луция Корнелия Гиерона и Луция Корнелия Артемидора, скульптура, художника и врача, они были профессиональными грабителями храмов на службе у Верреса.

Все вольноотпущенные не были также малопочтенными личностями (если можно было бы привести список профессиональных преступников, специализировавшихся в создании и формировании террористических банд). Но необходимо напомнить о Луции Корнелии Эпикаде, литераторе, ставшем личным секретарем Суллы, в частности в его функциях авгура, и провалившем задание закончить «Мемуары», оставленные неоконченными его хозяином.

Все новые граждане, естественно, пока он был жив, были преданы тому, кто, в некотором роде, дал им возможность начать гражданское существование. Этот жест Суллы интерпретировался по-разному. Для Аппия речь шла о средстве защиты, он показывает, что Сулла выбрал самых молодых и самых крепких. Возможно, однако, что подобная мера имела более политическое значение, чем как об этом говорит грек, и ею хотели показать, что Сулла был человеком реакции: сделавшись хозяином десяти тысяч вольноотпущенных, он, без сомнения, своей политической и социальной реформой достигал новой популярности.

Во всяком случае, одним из первых решений нового диктатора стало сведение счетов с италийскими сообществами, сопротивлявшимися ему (например с Волаттерами), и размещение своих ветеранов, потому что общественные земли не могли вместить 23 легиона. В зависимости от случая Сулла накладывал на города штрафы и контрибуции, разрушал их цитадели и даже стены; в некоторых случаях он принимал решение о лишении римского гражданства (для Волатерров и Ариминия). Но в основном и большей частью эти особые меры сопровождались конфискацией части территорий, которые Сулла предназначал для индивидуальной раздачи либо размещения организованных общин, имеющих целью сосуществовать с аборигенами колоний. Этот тип обустройства не был новшеством: с VI века Рим установил, в частности в Этрурии, зоны плотного поселения, куда отправлялись бедные римские граждане; и как во всех сельских общинах древней Италии, каждый отец семейства был владельцем маленького лота земли, обычно меньше гектара, и имел в личном пользовании надел общественной земли, предназначенный для пастбища. Эта древняя модель, представлявшая преимущество содержать маленькую сельскохозяйственную собственность и, следовательно, позволять жить подлежащему мобилизации гражданскому классу, было в центре споров, когда Гракхи пожелали во II веке распространить ее на общественные территории, занятые большими поместьями, чтобы разместить часть плебса, лишенного каких-либо источников существования.

Тогда же, когда Сулла захотел разрешить своим солдатам, бывшим в большинстве своем под его командованием по меньшей мере с 88 года (некоторые из них были набраны за несколько лет до этого для операций Союзнической войны), разместиться, все было несколько по-другому, чем когда речь шла о предоставлении возможности социального включения людей, бывших кадровыми военными, располагавшими только небольшим сбережением — результат собранной за много лет добычи. Однако владение землей было основополагающим в звании гражданина, и не могли представить другой формы интеграции, как ту, которая заключалась в передаче каждому из них участка пахотной земли и право претендовать на общинные земли. С другой стороны, немыслимо было оставить на собственное усмотрение более 120 000 человек, и учреждение гражданских сообществ, основывающихся на легионерских связях и солидарности, гарантировало определенную стабильность этих популяций, даже если все бывшие солдаты не почувствуют особой сельскозяйственной способности и если, следовательно, многие из них довольно быстро перепродадут свой лот (в принципе неотчуждаемый, но все же). Таким образом были «колонизированы» Этрурия (Арреций, Волтурн, Фезулы, Флоренция, Хивзий), Умбрия (Сполеций, Интерамна, Тудер, Америя), Лациум (Ариция, Бовилай, Кастримоний, Гавис, Тускул), Кампания (Помпеи, Урбана, Капуя, Галатия, Нола). Была даже организована колония вне полуострова: на Корсике, в Алерии. Если этой массовой колонизацией и не были модифицированы сельскохозяйственные структуры Италии, именно потому что множество лотов было перепродано, все же нет никакого сомнения, что она позволила поддержать мелкое земледелие в центрально-меридиальной части полуострова в момент, когда убыстрялся процесс концентрации и трансформации способа эксплуатации.

Чтобы избежать любой критики принимаемых решений, была принята другая мера: введение новых членов в сенат, ряды которого очень поредели с 86 года из-за рассредоточения, расправ, потерь в результате сражений, а также (и особенно) из-за проскрипций. Почтенное собрание едва ли сохранило половину своего состава, и в лучшие дни собиралось около 150 сенаторов. Итак, Сулла обратился к lectio senatus, как это делали цензоры и так, как это было естественно в силу того, что с предыдущей цензуры прошло пять лет: прежде всего он вернул всех тех, кто был лишен Марием, Цинной или Карбоном прав заседать; затем назначил сенаторами всех тех, кто, имея необходимое состояние, отличился в войне. Так поступил в 216 году диктатор Марк Фабий Бутеон, набравший борцов, чьи дома были украшены останками врагов или кто получил гражданский венец. Это не был выбор, нравившийся всем, и антисулланская пропаганда, развернувшаяся в последующие десятилетия, не упустила случая сыронизировать над этими новыми сенаторами скромного происхождения, выходящими за общепринятые рамки. Во всяком случае, когда он набрал каких-то 150 нехватавших членов сената, чтобы достичь полного состава, то смог приняться за огромную задачу реорганизации, которую себе установил.


Рекомендуем почитать
Сподвижники Чернышевского

Предлагаемый вниманию читателей сборник знакомит с жизнью и революционной деятельностью выдающихся сподвижников Чернышевского — революционных демократов Михаила Михайлова, Николая Шелгунова, братьев Николая и Александра Серно-Соловьевичей, Владимира Обручева, Митрофана Муравского, Сергея Рымаренко, Николая Утина, Петра Заичневского и Сигизмунда Сераковского.Очерки об этих борцах за революционное преобразование России написаны на основании архивных документов и свидетельств современников.


Товарищеские воспоминания о П. И. Якушкине

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Последняя тайна жизни

Книга о великом русском ученом, выдающемся физиологе И. П. Павлове, об удивительной жизни этого замечательного человека, который должен был стать священником, а стал ученым-естествоиспытателем, борцом против религиозного учения о непознаваемой, таинственной душе. Вся его жизнь — пример активного гражданского подвига во имя науки и ради человека.Для среднего школьного возраста.Издание второе.


Зекамерон XX века

В этом романе читателю откроется объемная, наиболее полная и точная картина колымских и частично сибирских лагерей военных и первых послевоенных лет. Автор романа — просвещенный европеец, австриец, случайно попавший в гулаговский котел, не испытывая терзаний от утраты советских идеалов, чувствует себя в нем летописцем, объективным свидетелем. Не проходя мимо страданий, он, по натуре оптимист и романтик, старается поведать читателю не только то, как люди в лагере погибали, но и как они выживали. Не зря отмечает Кресс в своем повествовании «дух швейкиады» — светлые интонации юмора роднят «Зекамерон» с «Декамероном», и в то же время в перекличке этих двух названий звучит горчайший сарказм, напоминание о трагическом контрасте эпохи Ренессанса и жестокого XX века.


Островитянин (Сон о Юхане Боргене)

Литературный портрет знаменитого норвежского писателя Юхана Боргена с точки зрения советского писателя.


Год рождения тысяча девятьсот двадцать третий

Перед вами дневники и воспоминания Нины Васильевны Соболевой — представительницы первого поколения советской интеллигенции. Под протокольно-анкетным названием "Год рождение тысяча девятьсот двадцать третий" скрывается огромный пласт жизни миллионов обычных советских людей. Полные радостных надежд довоенные школьные годы в Ленинграде, страшный блокадный год, небольшая передышка от голода и обстрелов в эвакуации и — арест как жены "врага народа". Одиночка в тюрьме НКВД, унижения, издевательства, лагеря — всё это автор и ее муж прошли параллельно, долго ничего не зная друг о друге и встретившись только через два десятка лет.


Борджиа

Авантюрная жизнь семейства Борджиа, полная внезапных поворотов и неожиданных развязок, дает нам богатые сведения о психологии исключительных личностей, не дающих себе труда сдержать порывы своих страстей. Но их история интересна еще и тем, что их судьба неотделима от судеб мира: через призму их жизни мы наблюдаем великие потрясения конца Средневековья, революцию нравов и мышления, породивших современную эпоху.


Диктаторы в зеркале медицины

Наполеон, Гитлер, Сталин — эти люди, как никто другой сумели вмешаться в хил истории нашей планеты, и даже их смерть не ослабила страстей, бушевавших вокруг их имен и интереса к ним, как к личностям Сумев мобилизовать миллионные массы людей на достижение собственных честолюбивых целей они напролом шли к осуществлению своих бредовых идей не стесняя себя в выборе средств и не гнушаясь никаким насилием Увлекательные, выписанные в деталях медицинские портреты, созданные пером профессора Антона Ноймайра, вновь заставляют ожить персонажей этой книги во всех оттенках их гениальности и чудовищной извращенности, дают нам возможность на этих примерах понять взаимосвязь между физическим и душевным состоянием личности и принимаемыми ею политическими решениями Захватывающая, потрясающая книга, заставляющая заново пережить Историю.


Фуше

Книга посвящена жизни и деятельности активного участника Великой французской революции конца XVIII века, впоследствии ставшего министром полиции Директории и Наполеона, Жозефа Фуше. Его биография дана на фоне крупнейших событий европейской истории.


Генерал-фельдмаршалы России

Книга содержит биографии всех, кто в разное время получил звание генерал-фельдмаршала России. Это такие выдающиеся полководцы, как Суворов, Румянцев, Кутузов, Барклай-де-Толли. а также менее известные, по сыгравшие определенную роль в истории страны: Салтыковы, Репнины, Дибич, Паскквич, Воронцов, Милютин. Среди награжденных чином фельдмаршала государственные деятели, представители правящих династий России и Европы, служившие в русской армии иностранные подданные. Для широкого круга читателей, интересующихся российской историей.