Сулла - [58]

Однако левое крыло начало уступать под давлением и многие солдаты бросились бежать в сторону Рима, отталкивая и давя по пути любопытных граждан, наблюдавших за сражением. Но беглецы нашли ворота закрытыми: гарнизон ветеранов, оставленный Суллой для блокады города, опасаясь, как бы враг не проник туда в случае преследования, забаррикадировал входы. На этот раз солдаты бились с отчаянной энергией, не отступая, и решение было принято: части правого крыла, ведшие преследование до Антемна на слиянии Анио и Тибра, вернулись в Рим и напали с тыла на неприятеля. Сражение закончилось в полной темноте.

На следующий день, рано утром, Сулла отправился в Антемн; по дороге ему сдались 3 000 человек, чью капитуляцию он принял с одним условием: они сами проведут операции очистки лагеря и подавления последних самнитских войск, что привело к новым убийствам, так как солдаты Телезина яростно защищали свой лагерь. В общем, это сражение было очень кровавым, потому что самые скромные подсчеты указывали 50 000 убитых для обеих армий, вместе взятых (другие источники дают цифру 70 000 убитых). Правда, особые условия, в которых проходили сражения, еще больше, чем обычно, затрудняют установление количества жертв: много солдат из обеих армий сбежало. (Впрочем, мало что знали о катастрофе, пока не достигли Пренесте первые бежавшие от левого крыла Суллы и не сообщили о поражении их партии и смерти лидера. Лукреций Офелла отнесся недоверчиво к тому, что могло оказаться лишь провокационным маневром, чтобы заставить его снять осадную группировку, и решил ждать более точной информации). Это рассредоточение вызвало преследования на довольно обширной территории и привело к цифре примерно 9 000 убитых. Нужно добавить 12 000 пленных, которых Сулла приказал собрать на Вилле Публике, этом большом закрытом участке на Марсовом поле, где цензоры проводили операции переписи. Что касается командующего, его нашли на следующий день полуживого; Сулла приказал отрубить ему голову и выставить ее на пике на земляном валу Пренесте в качестве предупреждения Марию (который, более того, рядом с собой имел брата Телезина). Другие полководцы, Лампоний, Цензорин и Карринас в их числе, сбежали.

Доверив последние операции своим заместителям, Сулла прибыл в Рим, где созвал собрание сената в храме Беллоны рядом с храмом Аполлона (развалины которого видны до сих пор у подножия театра Марцелла): он хотел добиться ратификации своих действий в качестве проконсула и принять меры для уничтожения своих самых ярых врагов. Итак, было естественно, что заседание произошло вне pomerium, в черте города, где обычно сенат привык давать аудиенцию магистратам, облеченным военной властью. Этот храм находился в меридиальной части Марсова поля, довольно близко от Виллы Публике. Однако в момент, когда происходило собрание, было казнено 3 000 из 12 000 пленных. Это были самниты, которых Сулла приказал прирезать, — крики и стоны несчастных достигали ушей сенаторов. Большинство древних авторов в этом совпадении усматривают спектакль, предназначенный запугать членов сената. Правдоподобно, но можно также подвергнуть это сомнению. Военные операции не были закончены, вовсе нет, и расправа над самнитами была частью этих операций. Кроме того, большая часть сенаторов были бывшими магистратами, исполнявшими военные обязанности, в частности во время Союзнической войны, и это также показалось бы нам странным, так как они не были людьми, способными взволноваться от гибели солдат, когда нужно сказать, что большинство из них полагало, что они получили то, что заслужили. Они сами в период, когда лучше не обременять себя пленными, поступали так же.

Впрочем, если Сулла стремился запугать сенаторов, его план провалился. Конечно, последние ратифицировали совокупность его действий в качестве проконсула с момента, когда он отплыл на Восток (что означало отмену всех декретов, принятых против него во время правления Цинны, одобрение не только подписанному с Митридатом договору, но также и бесчисленным мерам, которые он принял в Азии, Греции и даже Италии). Зато сенаторы отказали ему в средствах проведения чистки по своему усмотрению. Здесь речь идет об очень важном эпизоде: после того как он произнес речь, в которой долго распространялся о совершенных последователями Мария несправедливостях, жертвами коих был он сам, его семья и сторонники, он настаивал на том, что в Азии вместе с ним был настоящий сенат в сокращенном виде, потому что его противники принудили многих знаменитых членов собрания найти убежище около него, и именно за этот цвет знати, так же, как и за тех, кто был постыдно убит, он требует удовлетворения. Несмотря на все аргументы и тот факт, что рядом с ним были те, от имени которых он требовал права на чистку, сенат ничего не хотел слушать.

Ничего достоверно не известно об условиях, в которых протекало заседание. Просто Цицерон, выступая защитником в одном уголовном деле спустя немногим более года, утверждает, что сенат отказался взять ответственность за чистку, потому что, по его словам, «он не хотел, чтобы действие, которое превысило суровость, предписанную обычаями наших предков, оказалось имеющим санкцию народного совета». Наверное, можно принять за чистую монету эту назидательную историю, рассказанную адвокатом в заключительной части своей защитительной речи, но можно также попытаться понять, что же произошло. Если сенаторы выступили против проекта Суллы, то потому, что они устали, увидев, как все более редкими становятся их ряды по воле постоянных переворотов; представляется также, что наиболее решительное сопротивление шло, скорее, от тех, кто понял, что их месть ускользает от них и вся ненависть и злоба, которые они аккумулировали в течение месяцев, не смогут свободно проявиться, потому что Сулла хотел сам наметить процедуру и установить лимиты, которые бы утвердил сенат.