Сулейман Великолепный. Величайший султан Османской империи, 1520–1566 - [10]

Порой юзбаши внутренней службы замечали выходящим из дворца в поздние часы, хотя он старался одеться так, чтобы его не узнали. Однако и не похоже было, чтобы он направлялся в какой-нибудь определенный дом. Вместо этого его видели рыщущим по улицам, ведущим к лодочной пристани на берегу Босфора. Там он заворачивал в винные погреба своих бывших соотечественников в долгих поисках человека, опустившегося от пьянства. И уходил оттуда с тем человеком.

Когда Сулейман узнал об этом, поскольку рано или поздно слухи о том или ином происшествии доходили и до него, он послал домоправителя узнать, кого именно ищет Ибрагим.

Агент доложил султану о выполнении поручения только после того, как выяснил все обстоятельства дела.

– Иногда юзбаши обнаруживал этого человека спавшим в ночных канавах, иногда пьянствующим. Он пытался поставить его на ноги, отвести во двор мечети, чтобы тот выспался. Однажды принес бродяге чистую одежду, чтобы тот переоделся. Юзбаши требовал от него перестать жить в грязи. Но сколько бы ни давал этому нищему золотых динаров или серебряных монет, тот покупал на них вино. Бродяга – отец юзбаши, который когда-то был греческим моряком.

После доклада Сулейман распорядился снять слежку за Ибрагимом.

Каждое утро прислужник помещал в кошелек на поясе султана тридцать две дольки золота, чтобы властитель расходовал их в течение дня. Потому что, когда султан выезжал за ворота дворца, даже если он ехал за парадным строем кавалеристов – сипахами, в сопровождении оруженосца, гонца и других слуг, люди из толпы все равно прорывались к его стремени за получением милостыни, с прошениями о предоставлении службы или оказании помощи в их безвыходном положении. Иногда подавались подарки, привязанные к палкам. Это был айин – древний обычай, согласно которому любой подданный, представший перед правителем, должен был быть выслушан и вознагражден им.

Порой Сулейману приходилось разрешать неожиданные проблемы прямо в седле. И он сожалел, что его считают таким же мудрым, как и древнего Соломона. Банщик из Сиваса, которого служитель тащил в суд за то, что тот пил кофе, громко пожаловался султану на улице. Кофе, доказывал банщик, не противоречит закону. Верно, что некоторые люди считают этот напиток врагом сна и совокупления, но закон не запрещает его. Устанавливал ли пророк закон, запрещающий пить кофе?

Как обычно, жалоба прозвучала при народе, вокруг собралась большая толпа людей, молчаливо ожидавших ответа султана. Ведь слово Сулеймана могло заточить в тюрьму или освободить жалобщика, казнить его или помиловать в одно мгновение.

В голове Сулеймана мелькнула мысль, что во времена пророка, десять веков назад, кофе еще не был известен. И все же ему нужно было решить судьбу банщика.

– Не думаешь ли ты, пришелец из Сиваса, – спросил султан, – что пророк пил кофе на улице?

Банщик подумал и ответил:

– Нет.

– Отпусти его, – приказал Сулейман надзирателю и поскакал дальше.

Ему не только приходилось быть судьей, нужно было замечать достойные и предосудительные поступки людей в тех местах, по которым он ездил. Этого требовал айин. Касим никогда не уставал рассказывать, как строгий по-военному Мурад – султан, создавший непобедимый корпус янычар, – приказал надеть лошадиное седло на повстречавшегося ему крестьянина. Тот стоял у хлебной лавки, лениво пережевывая лепешку с чесноком, в то время как его ожидала лошадь с тяжелым грузом на спине. Мурад немедленно остановился и приказал крестьянину положить свою ячменную лепешку перед лошадью, а на себя надеть седло с грузом и стоять так, пока лошадь не съест лепешку. Вот так прямодушный Мурад дал понять крестьянину и всем, кто наблюдал эту сцену, что нельзя расслабляться, пока не позаботился о своей лошади. (И поскольку Мурад установил этот принцип, Сулейману приходилось следить за тем, чтобы всадники не злоупотребляли терпением своих лошадей).

Популярное в стране изречение гласило: «Отданный приказ должен быть выполнен». Старые обычаи были санкционированы свыше, а раз так, они не могут быть изменены.

Овчина в сокровищнице

Айин, старый турецкий обычай, следовал за Сулейманом повсюду, куда бы он ни направлялся. Султан всегда представал перед людьми, сидя в седле. Даже когда покидал ворота старого дворца, чтобы добраться до Больших ворот горного сада, где проходили совещания сановников. Он никогда не ходил пешком, не ездил в повозке.

Тем не менее, если ему приходилось встретиться с носильщиком, согнувшимся под тяжелой ношей, или больным, которого везли в больницу, султан всегда должен был уступать дорогу. Ему доставляло удовольствие проезжать мимо взметнувшейся вверх громадины Айа София, поворачивая под кронами платанов к Большим воротам. Там толпился народ, теснясь и толкаясь, подобно овцам у входа в загон. (По этим Большим воротам иностранцы вскоре станут называть Османскую империю Блистательной Портой).

За белыми воротами направо располагалась территория больницы, но его всегда инстинктивно тянуло бросить взгляд налево, где за гигантскими платанами находились казармы янычар. Часть этих воинов уже поджидали султана с барабанным боем. Но Сулейман смотрел в их сторону для того, чтобы выяснить, опрокинули они свои объемные котелки для супа вверх дном или нет. Как янычары подрубали веревки, натягивавшие их палатки, в знак скорби по умершему султану, так они могли и перевернуть вверх дном свои котелки в знак обиды на нового султана. Пока котелки не были перевернуты…