Сука-любовь - [23]

Вик рассмеялся и положил компакт-диск перед собой. Джо пожал плечами, зажав мочку между большим и указательным пальцем, он чувствовал себя нелегко, частично оттого, что его еще не родившемуся ребенку причиняется потенциальный вред, частично оттого, что его выставили полным кайфоломщиком.

— Но я все еще делаю это иногда, — сказал Вик.

— Что именно?

— То, чему меня научил мистер Брэнстон. Когда меня ждет нечто действительно ужасное, я представляю, что это произойдет с кем-то другим. С кем-то, кто мне не нравится.

— Немного жестоко, не кажется? — сказал Джо.

Вик ухмыльнулся:

— Все равно ни с кем ничего дурного не происходит, разве нет?

— Ты, наверное, был любимчиком мистера Брэнстона? — спросила Эмма, улыбаясь.

— Не знаю, — сказал Вик.

Его руки привычно заворачивали коричневые комочки из табакерки в бумагу «Ризла».

— Не думаю, что я был ему по душе после того, как он познакомился с моим отцом на одном из родительских собраний.

— Это почему же?

Вик лизнул край самокрутки.

— Мистер Брэнстон сказал: «Я склонен думать, что отлично лажу со своими учениками. Они называют меня Пикли. Из-за моего имени, как вы можете догадаться». И тут подал голос мой папа: «Точно. Должно быть, есть еще другой мистер Брэнстон, которого мой сын называет мистер Яйцеголовый».

Эмма захохотала, не в силах сдержаться, словно она сама приложилась к косяку, который Вик поднес к огню и начал посасывать через кулак. Джо тоже рассмеялся, но вскоре перестал, он уже слышал эту историю. И глядя, как его жена бьется от смеха и не может остановиться, Джо неожиданно почувствовал себя не в своей тарелке. В ту же ночь состоялась их первая серьезная ссора.

Джо был готов сделать все, чтобы улучшить их семейную жизнь. Будучи человеком, подкованным в разговорах на тему «Мужчина с Марса, женщины с Венеры», он пришел к выводу, что его отношения с Эммой стали даже немного лучше после рождения Джексона: заботы о ребенке сделали, по крайней мере, не таким заметным возникший между ними разлад.

Так случилось, что на следующие выходные после вечеринки у Сони и Мишель Джо предложил Эмме вместе проведать ее мать.

— А как быть с Джексоном? — спросила она, накидывая свой голубой анорак «Дизель»; как и большинство предметов ее верхней одежды, он был немного ей великоват, и то, какой маленькой она казалась в нем, заставило сердце Джо дрогнуть. — Уже поздно вызывать няню.

— Давай возьмем его с собой!

— Ох, Джо… Я устала, — сказала она и приложила руку к своей шее. — Вот и гланды снова увеличились.

Джо сочувственно вздохнул.

— И ты ведь знаешь, как мне тяжело общаться с мамой, когда она такая… — Эмма запнулась, — … плохая.

— Послушай, все будет отлично. Джексона я возьму на себя. Позабочусь, чтобы он не путался у тебя под ногами.

Она скривила уголки рта, но лицо ее выражало благодарность.

— Что ж, бери, коли не шутишь, — сказала она, ее акцент стал более явным, как всегда, когда она говорила что-нибудь из просторечья.

В машине Джо пристегнул Джексона ремнями к детскому мягкому креслу на заднем сиденье; как обычно, тот попытался развязаться немедленно, но не смог, — его крохотные ручки тратили больше силы на то, чтобы хватать, чем тянуть.

Эмма уже завела двигатель, и Джо, обежав вокруг машины, сел с другой стороны.

— Этого мало — пристегнуть только его, — раздельно сказала Эмма, показывая пальцем на болтавшийся рядом с Джо ремень безопасности. — Нехорошо будет, если он переживет аварию, а его папа вылетит через лобовое стекло…

— Правильно, — сказал Джо, щелкая замком.

«У нее раньше никогда не было привычки отчитывать меня», — мелькнуло у него в голове, но он отогнал эту мысль, напомнив себе, что Эмма давно уже пытается исправить его привычку не пристегиваться ремнем безопасности. Джо считал, что экономил этим время. Чувствуя себя уверенно в рамках разговора на старую тему, он показал на ее ноги:

— Не уверен, что вождение без обуви находится среди первых пунктов в списке правил безопасного вождения, а?

Она посмотрела вниз: ее кроссовки валялись на полу подошвами вверх, ноги в серых шерстяных носках покоились на педалях. Сердце Джо екнуло: шнурки на кроссовках были слишком длинными, как и в первый день их знакомства.

— О… мы сегодня сама строгость, — сказала она, дружелюбно улыбаясь.

Джо был признателен ей за хорошее настроение. Эмма повозилась с радио, рассеянно нажимая кнопки в поисках какой-нибудь приятной песни.

— Зачем ты всегда делаешь так?

— Ты прекрасно знаешь, что я не всегда делаю так. Я делаю так только тогда, когда я в этих кроссовках. Подошвы у них слишком толстые, я плохо в них чувствую педали.

Джо смотрел на нее выжидающе; он понял по ее тону, что есть и другая причина.

— И… — сказала она наконец, искоса взглянув на Джо, — мне нравится ощущать… как же их называют? Мозаичные узоры?

— Чего?

— Штучки на педалях. Волнистые такие. Мне нравится ощущать их ногами. — Она повернулась к нему и улыбнулась. — Доволен?

Он улыбнулся в ответ, но немного скованно; они зашли, как говорится, в неприятельские воды. Эмма любила, когда ее ступни поглаживали; то, что кому-то могло бы показаться мучительно щекотным, сводило ее с ума; она часто говорила Джо, что ей больше всего нравится, когда он ее гладит там. Некоторые мужчины испытали бы разочарование от такой информации, но только не Джо, знавший, что одно из главных удовольствий в любви — это лишенные сексуального значения прикосновения: лежать рядом, чувствовать, как играют твоими волосами, как ласкают предплечья, как массируют плечи, держат за руки. Слова Эммы напомнили ему сейчас о том, что в последнее время таких ласк в их общении не было; дали понять, что его руки были заменены причудливыми кельтскими узорами на педали тормоза их машины.