Сухарева башня - [37]

– Не ходи туда.

Иван даже не успел удивиться, когда щеголь уже отошел и занял позицию возле стола. Шары стукнулись и разлетелись. Зрители взвыли от восторга. Опалин не был поклонником бильярда и плохо в нем разбирался, но даже он понял, что щеголь творит какие-то немыслимые чудеса, забивая из самых невероятных позиций. Все это по большому счету не трогало Ивана. Он предпочел бы получить хоть какое-то внятное объяснение, почему этот человек, которого он прежде не видел, повел себя таким странным образом и словно пытался его предостеречь. Но незнакомец больше не подходил к нему и даже не смотрел в его сторону, сосредоточившись на разгроме брюнета в черном.

Выбравшись из толпы, Опалин отправился на поиски человека, который был ему нужен. Он остановил официанта и спросил у него, здесь ли Сидор Ярцев.

– Сидор Михалыч? – усмехнулся официант. Это был молодой еще парень, по виду – несколько лет как из деревни, однако уже успевший пообтесаться в большом городе. – А ты по какому делу?

– Можешь передать ему записку? – спросил Опалин. Записку он приготовил загодя и, достав ее из кармана, вручил официанту.

– Может, могу, а может, и нет, – ответил собеседник, нагловато глядя на него. Иван понял, что произвел невыгодное впечатление и что от него ждут денег за услугу, и разозлился.

– Ща я тебя арестую и в угрозыск отвезу, – сказал он неприятным голосом, предъявив удостоверение. – Ну?

– Да не надо горячиться, сейчас все сделаем, – пробормотал официант.

Он ушел, унося записку, и, вернувшись через пару минут, объявил, что Сидор Михалыч согласен принять посетителя.

– Пожалте за мной, – сказал официант.

– Нет, – внезапно сказал Опалин, – говорить будем здесь.

– Где здесь-то? Все столы заняты, сам видишь, – официант сделал жест рукой, обводя зал, в котором они находились. – О делах Сидор Михалыч только в конторе говорит.

– И где эта контора? – мрачно спросил Опалин. Само слово отдавало чем-то дореволюционным, то ли купеческим, то ли кулацким, чего он терпеть не мог.

– Да тут рядом, в коридорчике. Два шага.

«Не ходи туда». Что, черт возьми, все это значило? Инстинкт самосохранения трубил тревогу; самолюбие твердило, что, раз уж Иван зашел так далеко, отступать не имело смысла.

– Чеаэк! – заныл полупьяный нэпман за соседним столиком. – Где мою… мое… фрикассссе? – он налег на букву «с», растянув ее до невозможности. – Жду тут, жду… п-панимашь…

– Уже несу, Семен Степаныч, – бодро посулил официант и повернулся к кудрявой, отчаянно накрашенной девушке в открытом платье, которая пробиралась по проходу между столами. – Леля! К Сидору Михалычу… важный гость… Проводи!

– Я у тебя не на посылках, – мгновенно отреагировала девушка, бросив, однако, быстрый взгляд на Опалина.

– Леля! Ну прошу… Сидор Михалыч ждет!

– Иди за мной, – недовольно бросила Леля Опалину и пошла вперед, стуча каблучками и на ходу обдергивая платье. И он, забыв обо всем, двинулся за ней.

– Ты тут работаешь? – спросил он, когда они вышли из зала.

– А? – она остановилась и поглядела на него. – Угум.

– А кем?

– Пою я тут, – сухо бросила она.

Здесь, в коридоре, было слышно, как в зале играет оркестр, и Опалин немного успокоился. Подойдя к ближайшей двери, на которой не было никаких надписей, Леля постучала в нее согнутым пальцем и толкнула створку.

– Сидор Михалыч! Тут к вам гражданин, – задорно прокричала она. – Митя велел доставить, сказал, вы его ждете. Я могу идти?

– Ступай, – ответил изнутри глуховатый голос. Опалин прошел в кабинет, и певичка закрыла за ним дверь.

Глава 16 Сидор и Савва

В небольшом кабинете тускловато горела лампа, и свет ее отражался на начищенном боку громадного самовара, стоявшего в углу. Возле самовара в удобном кресле сидел, широко расставив ноги, плечистый гражданин лет 55 с пышными усами. На растопыренной пятерне он держал блюдечко и с шумом прихлебывал оттуда чай.

За столом напротив двери сидел другой гражданин, помоложе – с маленькой головой, покрытой редкими русыми волосами. Усы у него тоже имелись, но попроще, а на правой руке, которой он лениво листал какую-то книгу, судя по ее виду, бухгалтерскую, выделялся негнущийся большой палец.

«Так… это, значит, Сидор Михалыч Ярцев, – сообразил Опалин. – А чай пьет, должно быть, хозяин, Савва Кутепов».

– Ничего я из твоей записки не понял, – сказал Ярцев брюзгливо, захлопывая книгу и вонзая в Опалина холодный, изучающий взгляд. – Наперед тебя предупреждаю: если вы там в угрозыске задумали какую штуку против меня, вот свидетель, Савва Борисыч. – Он кивнул на хлебавшего чай гражданина. – Я законы знаю…

Из этой осторожной, но не слишком связной речи Иван понял, что Ярцев его побаивается, и воспрял духом. Но тут до его уха донесся топот из коридора, и в кабинет сунулся один из зрителей, которого Опалин раньше видел в бильярдном зале. Физиономия вновь прибывшего сияла непередаваемым удовольствием.

– Там Щеголь петербургского фраера уделал вчистую, – выпалил он, блестя глазами, – что же вы? Такое зрелище!

Город Петроград, бывшая столица, недавно сделался Ленинградом, но название это еще не прижилось, и многие упорно величали его Петербургом – хотя так он именовался вообще, можно сказать, в незапамятные времена, еще до войны с немцами, которая перевернула все вверх дном, вознесла тех, кто был никем, и смахнула, как пыль, тех, кто воображал, что только они одни что-то значат в этом мире.