Сухарева башня - [36]

– Друг, есть закурить? – спросил больной шепотом. – Саркома у меня… помираю. Дай папирос, хоть покурю перед смертью…

Опалин дернул щекой, достал пачку и всю отдал больному. Тот схватил папиросы желтой, исхудавшей рукой и быстро сунул их под подушку.

– А приятелю-то твоему лучше стало, – шепнул больной.

– Правда? – Опалин так обрадовался, что чуть не вскрикнул.

– Ну. Профессор говорил, организм борется. Можно спичечки? Медсестра – зверюга, – говоря, он улыбнулся, и Опалин вспомнил, что здешняя медсестра была довольно симпатичная. – Спуску не дает, мои отняла…

Иван отдал ему спички и едва не уронил свертки, которые держал на коленях. Стараясь не шуметь, он наконец кое-как пристроил их на узкой тумбочке у изголовья. Повернувшись к Васе, Опалин увидел устремленный на него взгляд.

– Извини, я не хотел тебя будить, – пробормотал он сконфуженно.

– Я уж думал, ты больше не придешь, – вырвалось у Селиванова.

– Почему?

– Так.

Иван пустился в объяснения, почему он не мог прийти раньше, и, увлекшись, рассказал товарищу все, кроме предстоящего свидания с Надей. Вася лежал, закинув руку за голову, и о чем-то напряженно думал.

– Дурак я, – сказал он наконец. – Не надо было тебе про Дымовицкого говорить. Он тебе наплел с три короба, а ты повелся.

– Да ты что, Вася? Дымовицкий мне много полезного сказал…

– Сказал-то сказал, а ты теперь полезешь в это пекло. Знаю я тебя. Слушай, ну неужели ты не можешь подождать, а? Может, дня два-три всего. Ну не хватает у Петровича людей, они все равно тебя обратно призовут. И будешь ловить Стрелка как полагается, вместе с товарищами.

Опалин помрачнел. Он и сам не мог объяснить почему, но ему было важно самому взять Стрелка. Это было его личное дело.

– Трактир у Сухаревой башни, – продолжал Селиванов, дернув щекой, – значит, там всякий сброд собирается. Возле этой башни никогда ничего хорошего не происходит. Видно, место уж такое.

– А что ты думаешь про «Арку»? – не утерпев, спросил Опалин.

– Что тут думать? Надо проверять, кто там хозяин был и кто у него работал. Только Петрович тебя на пушечный выстрел к архивам не подпустит.

– За хозяином вроде ничего криминального не числится.

– Это тебе по телефону сказали, а проверять надо как следует. Может, он фамилию менял. Может, жил по чужим документам. Да мало ли что… Эх, жаль, что я тут лежу. Без помощи ты не обойдешься… Ваня, слушай сюда: в трактир один не ходи. Ясно? Мало ли что там может произойти…

– Я только с Ярцевым поговорю, и все, – сказал Опалин упрямо. – За кого ты меня принимаешь? С голыми руками я туда не пойду.

– Где-то мне попадалась эта фамилия, – забормотал Селиванов, морщась, – не помню где, но что-то с ней было связано скверное. Не порол бы ты горячку, а? Я Петровича хорошо знаю. Вот вернет он тебя…

Но Опалин уперся и, как ни пытался его вразумить товарищ, стоял на своем. Единственное, он пообещал Селиванову, что вечером будет очень осторожен.

Когда Опалин приехал к Сухаревой башне, шел уже седьмой час, и улицы были полны народу. Странный силуэт башни – на широком основании высотой в три этажа собственно башенная часть, тонкая и острая, с часами наверху – не привлекал ничьего внимания. Она давно казалась частью местного пейзажа. Мимо нее лениво ползли трамваи.

Отыскав взглядом вывеску «чайной-столовой Кутепова», Опалин, не колеблясь, двинулся вперед. Из того, что он знал о трактире, тот представлял из себя большое помещение (раз его частью стал даже соседний магазин), привлекающее человеческую накипь со всех окрестных улиц; но действительность удивила его. Первый зал, в который посетитель попадал сразу, войдя в трактир, был точно для непритязательных гостей. Дальше начинался второй зал, где столики уже были покрыты скатертями и снабжены карточками со строгой надписью «Места без дела просим не занимать». Здесь сидела публика почище, с нэпманским или богемным душком: обладатели золотых перстней на толстых пальцах или граждане без перстней, но одетые прилично и с более интеллигентными физиономиями. В этом зале играл маленький оркестр, и вообще обстановка была весьма располагающая. На мгновение Опалин даже пожалел, что не привел сюда Надю – но тут его внимание привлекли одобрительные крики, доносившиеся откуда-то сбоку. Пройдя по ковровой дорожке, он оказался в третьем зале, где стояли бильярдные столы. В данный момент зрители и почти все игроки, бросив свои партии, толпились вокруг главного стола, за которым, очевидно, развернулась настоящая битва. Возле этого зеленого стола Опалин мысленно выделил двоих, которые являлись главными участниками сражения. Первый был маленький складный брюнет в черном костюме, с виду флегматичный и бесстрастный, как скала. Иван уже немного разбирался в людях и с ходу почуял, что флегматичность этого порядка встречается только у очень хороших, очень опытных игроков, а также шулеров высшего класса. Второй, который ходил с кием вокруг стола, примериваясь, как бы получше ударить, заинтересовал Опалина меньше. Прежде всего незнакомец был то, что называется пижон – щегольски одетый, в ботинках и гамашах, а на манжетах кипенно-белой рубашки виднелись золотые запонки. Русые с песочным оттенком волосы расчесаны на идеальный прямой пробор и блестят в свете ламп. «Богатей какой-нибудь, – подумал Иван с неудовольствием. – Щас этот шарогон тебя разделает под орех, дай только ему возможность». Но тут он обратил внимание на походку неприятного щеголя. Тот двигался очень легко и пружинисто, как барс перед прыжком, и резко разворачивался, когда хотел сменить направление – словно без малейшего усилия, как будто закон инерции на него не действовал. «Да он не так прост», – подумал Опалин с некоторым беспокойством, заметив улыбку щеголя, с которой тот смотрел то на шары на зеленом сукне, то на противника. В улыбке этой не было на первый взгляд ничего особенного, но Иван понял, что исход партии предрешен и что брюнет в черном костюме уже приговорен и стерт в порошок. Должно быть, соперник щеголя тоже все понял, потому что взгляд его сделался напряженным, и что-то дрогнуло возле рта. И тут произошло нечто странное. Загадочный пижон достал мелок и стал любовно натирать кий, не переставая ходить вокруг стола своими пружинистыми, широкими шагами. В какой-то миг он внезапно оказался возле Опалина, и тот отчетливо услышал негромкие слова: