Sugar Mama - [2]
– Твое время прошло, Тичер, – сказала Мишель.
– По-твоему, я уже не способен любить женщин?
– Почему же? Есть виагра, – усмехнулась девушка.
– Ты говоришь со мной так, будто я старый нигер, который годится лишь на наживку для акул, – раздраженно сказал Тичер.
– Не сердись. Ты не мог сделать для меня больше, чем сделал. И я благодарна, что ты любил меня и был так добр.
Негр не ответил. Он курил, глядя на Малекон, и что-то обдумывал. Наконец его глаза оживились, и он с улыбкой взглянул на Мишель.
– Спасибо, девочка, я совсем не сержусь. – Он нежно погладил ее красивые волосы. – На что мне сердиться? Разве что на время? Иногда я думаю, что жизнь – это большой аэропорт, раза в три больше, чем аэропорт Хосе Марти. В нем все начинается и все заканчивается. Ты садишься в самолет и думаешь: двенадцать часов до Европы! Да за это время можно жениться, развестись, написать книгу и сделать еще массу дел! А прилетаешь и понимаешь, что ничего не успел. Мимо тебя идут на посадку люди. Они полны планов и думают точно так же, как думал ты. Каждый из них знает, что этот перелет когда-то закончится, но никто не подозревает, насколько быстро это случится.
– Ты по-прежнему замечательно рассказываешь, – сказала Мишель. – Знаешь, русский напоминает тебя лет десять назад. Так же интересно рассказывает и такой же нежный и добрый. Жаль, что именно он попался на твой крючок.
– А что, он действительно так нежен? – поинтересовался Тичер.
Глаза Мишель заблестели.
– Да, похоже, ты действительно влюблена. А знаешь, если бы русский был обычный турист, пожалуй, я бы даже порадовался за тебя. В конце концов, сорвать денег да еще по любви – это же здорово! Но бизнес исключает чувства, Мишель. Хотя… – заметил негр, – это даже хорошо, что ты его полюбила. Значит, у русского нет сомнений в том, что ты – внучка Грегорио Фуэнтеса[7]. Но завтра все закончится, ты понимаешь это? – положил он ладонь на руку девушки.
– Понимаю, – ответила она, отводя глаза в сторону.
– Нет! – Негр резко потянул Мишель к себе. – Ты понимаешь, но протестуешь в душе. А этого я не могу допустить. Слушай внимательно, потому что все, что я скажу, имеет прямое отношение к тому, как ты будешь жить дальше.
Мишель повернула лицо к Тичеру.
– Да, наверное, он неплохой парень, этот русский loco, – продолжил негр. – Но мало ли на свете неплохих людей? Мир от этого не становится лучше. Потому что этот мир не для них. Им все обещано там, – он махнул рукой в небо и повернулся лицом к заливу. – Видишь, как широко Иисус распростер руки? Он примет их в свои объятия, даже если они ничего не станут для этого делать. А нам… Нам Христос лишь разводит руками, разве не так?
Негр сделал глоток пива, не отпуская руки Мишель.
– И что же остается делать, спросишь ты? – продолжил он. – Не так уж и много. Просто подбирать деньги за теми, кто их разбрасывает. Разве все эти туристы не сами отдают доллары за твою красоту, которой они наслаждаются?
– Это правда.
– Вот видишь! Выбрось из головы любовь, Мишель. Завтра мы закончим с русским и заживем так, как нам хочется. Какой я, к черту, сутенер! – усмехнулся негр. – Ты ведь знаешь, что всю жизнь я собирал книги.
– Признался все-таки, – улыбнулась креолка.
– Но и ты не лучшая наездница, согласна?
– Нет, нет, нет, – решительно произнесла Мишель.
– Что «нет»? – растерянно спросил Тичер.
– Нет! – еще раз повторила Мишель и добавила, расхохотавшись: – Я не стану с тобой спорить.
Негр не удержался и тоже рассмеялся.
– Вот это мне нравится, – сказал он вскоре. – Это та самая Мишель, которую я когда-то любил. Да… А теперь мне приходится продавать твою любовь туристам. Думаешь, мне это нравится? Я, знаешь, тоже хочу писать книги. Думаю, у меня неплохо получится, как считаешь? В этой голове, – погладил негр свою курчавую седую макушку, – столько историй, что хватит на несколько толстых книжек.
– Надеешься, что кто-то станет печатать твои истории? Это же Куба, Тичер! Да здравствует революция, да здравствует Фидель!
– Это сейчас, Мишель, это сейчас… Ты ведь знаешь, что все изменится. Почему я собираю книги? Потому что настанет день, и туристы бросятся скупать то, что сегодня считают макулатурой. А пока книги ищут только романтики. Знаешь, почему я выбрал русского? Я видел, как он рассматривает мои книги, как листает страницы и вдыхает их запах. Я наблюдал, как он гладит пальцами гравюры, и уверяю тебя, так нежно можно гладить только любимую женщину. И тогда я понял, что такой женщины у него нет.
– Да, он самый нежный мужчина, которого я знаю. Поэтому мне жаль, что он попался на твой крючок, – еще раз с сожалением сказала Мишель.
– Наоборот, ему здорово повезло! – возразил негр.
– Вот как?
– Мишель, ты плохо училась в школе. Я твердил вам одну простую вещь: в жизни нельзя расслабляться, потому что вокруг сотни людей, готовых поставить подножку и размазать тебя по земле, как кусок дерьма Они даже не станут вытирать обувь, чтобы все почувствовали, как воняет тот, кого они размазали. И если этот русский парень до сих пор выжил, то только благодаря отчаянному везению. Возможно, скоро он станет смотреть на жизнь иначе.
Вы верите в судьбу? Говорят, что судьба — это череда случайностей. Его зовут Женя. Он мечтает стать писателем, но понятия не имеет, о чем может быть его роман. Ее зовут Майя, и она все еще не понимает, чего хочет от жизни, но именно ей суждено стать героиней Жениной книги. Кто она такая? Это главная загадка, которую придется разгадать юному писателю. Невозможная девушка? Вольная птица? Простая сумасшедшая?
Действие романа «Дети Розы» известной английской писательницы, поэтессы, переводчицы русской поэзии Элейн Файнстайн происходит в 1970 году. Но героям романа, Алексу Мендесу и его бывшей жене Ляльке, бежавшим из Польши, не дает покоя память о Холокосте. Алекс хочет понять природу зла и читает Маймонида. Лялька запрещает себе вспоминать о Холокосте. Меж тем в жизнь Алекса вторгаются английские аристократы: Ли Уолш и ее любовник Джо Лейси. Для них, детей молодежной революции 1968, Холокост ничего не значит, их волнует лишь положение стран третьего мира и борьба с буржуазией.
Прототипы героев романа американской писательницы Ивлин Тойнтон Клея Мэддена и Беллы Прокофф легко просматриваются — это знаменитый абстракционист Джексон Поллок и его жена, художница Ли Краснер. К началу романа Клей Мэдден уже давно погиб, тем не менее действие вращается вокруг него. За него при жизни, а после смерти за его репутацию и наследие борется Белла Прокофф, дочь нищего еврейского иммигранта из Одессы. Борьба верной своим романтическим идеалам Беллы Прокофф против изображенной с сатирическим блеском художественной тусовки — хищных галерейщиков, отчаявшихся пробиться и оттого готовых на все художников, мало что понимающих в искусстве нравных меценатов и т. д., — написана Ивлин Тойнтон так, что она не только увлекает, но и волнует.
«Когда быт хаты-хаоса успокоился и наладился, Лёнька начал подгонять мечту. Многие вопросы потребовали разрешения: строим классический фанерный биплан или виману? Выпрашиваем на аэродроме старые движки от Як-55 или продолжаем опыты с маховиками? Строим взлётную полосу или думаем о вертикальном взлёте? Мечта увязла в конкретике…» На обложке: иллюстрация автора.
В этом немного грустном, но искрящемся юмором романе затрагиваются серьезные и глубокие темы: одиночество вдвоем, желание изменить скучную «нормальную» жизнь. Главная героиня романа — этакая финская Бриджит Джонс — молодая женщина с неустроенной личной жизнью, мечтающая об истинной близости с любимым мужчиной.
Популярный современный венгерский драматург — автор пьесы «Проснись и пой», сценария к известному фильму «История моей глупости» — предстает перед советскими читателями как прозаик. В книге три повести, объединенные темой театра: «Роль» — о судьбе актера в обстановке хортистского режима в Венгрии; «История моей глупости» — непритязательный на первый взгляд, но глубокий по своей сути рассказ актрисы о ее театральной карьере и семейной жизни (одноименный фильм с талантливой венгерской актрисой Евой Рутткаи в главной роли шел на советских экранах) и, наконец, «Был однажды такой театр» — автобиографическое повествование об актере, по недоразумению попавшем в лагерь для военнопленных в дни взятия Советской Армией Будапешта и организовавшем там антивоенный театр.