Суета и смятение - [3]

В свои двадцать два года Биббз не выглядел сформировавшимся мужчиной, напоминая леса, возводимые для постройки здания: долговязый, длиннолицый, тощий юнец, бледный, костлявый, измученный, с темными волосами и глазами и довольно странным лицом; действительно, при первой встрече с Биббзом Шериданом людям хотелось утешить его, потому как казалось, что он вот-вот расплачется. Но приглядевшись внимательнее, все замечали, что на его лице не скорбь, а веселье; более пристальный взгляд озадачивал еще сильнее: складывалось впечатление, что Биббз собирается одновременно разрыдаться и захохотать, либо одно, либо другое, но обязательно что-то из этого. Но Биббз никогда в жизни не хохотал и не рыдал.

Для отца он стал «разочарованием». По крайней мере, после первой же попытки сделать мальчика «деловым человеком» родитель облек свои чувства именно в это слово, взвешенное и полное смысла. Он отправил Биббза работать в один из цехов Автоматической насосной станции Шеридана, «в самые низы, чтобы он учился самостоятельно карабкаться наверх», но через полгода семейный врач отправил юношу в лечебницу выкарабкиваться из самых низов болезни.

— Не волнуйся, мамочка, — сказал мистер Шеридан своей жене. — Никакой он не больной, просто ненавидит работать. Отправляя его в цех, я отлично знал, на что иду. Старина Гурни всегда был из тех чокнутых лекарей, что бьют в набат из-за простуды. Думаешь, он и правда считает, что я способен погубить собственную кровь и плоть? Как же я от него устал!

Мистер Шеридан был сторонником крайностей: либо человек полностью здоров, либо не в силах подняться с постели. Он искренне верил, что в деле заработка физическая слабость может проявиться лишь вследствие какого-то изъяна в характере, как то бестолковость или леность. Он признавал лишь брюшной тиф, воспаление легких и аппендицит — если уж ты слег с ними, то или умираешь, или поправляешься и выходишь на работу, — но как только в диагнозе появлялось слово «нервный», его начинали терзать подозрения: он обязательно искал подоплеку, ведь ель не сосна, шумит неспроста.

— Посмотри на меня, — заявил он. — Только вспомни, чем я занимался в его возрасте! Когда мне было двадцать, я вставал в четыре и рубил дрова — да! в темень и метель — всё для того, чтобы разжечь в бакалейной лавке огонь. А вот Биббз вынужден обратиться к ВРАЧУ, видите ли, он не может… Тьфу! как я от этого устал! Если б он работал, как настоящий мужчина, ему б было не до болезней.

Как обычно во время разговоров о детях, мистер Шеридан вышагивал по спальне в халате, качая большой, поседевшей головой и размахивая руками перед лежащей в постели супругой.

— Бог ты мой! Если такая пустячная работа ему не по плечу, то он совсем ни на что не годен! Да его болезнь на девять десятых выдумка, а что до остатка… не буду отрицать, может, что-то там и есть, знать бы только, где правда, а где ложь!

— Биббз отказывался от доктора, — сказала миссис Шеридан. — Мы сами позвали врача, когда за ужином мальчик не смог проглотить ни кусочка. Дорогой, пойдем лучше спать.

— Ни кусочка! — фыркнул муж. — Есть он не хотел! Если работаешь, есть захочешь! А вот когда навоображаешь всякого, тут не до еды. У делового человека времени на фантазии нет; и если ты внимательнее посмотришь вокруг, милая моя миссис Шеридан, то заметишь одну интересную штуку, касающуюся здоровья: у работающего человека нет времени болеть — он и НЕ болеет. Только подумай об этом и сама убедишься, что все твои знакомые больные либо женщины, либо бездельники. Так вот, мадам!

— Дорогой, — сонно повторила она, — пойдем спать.

— Ты на других сыновей посмотри, — не унимался мистер Шеридан. — На Джима и на Роскоу. Вот ОНИ работают! В них ни капли лени. И от труда ни Джим, ни Роскоу никогда не болели. Джим успел переложить на свои плечи половину моих забот. И сейчас он самый трудолюбивый и талантливый предприниматель во всем городе. Я подтолкнул его, но там было что толкать. А вот «нервное несварение» не протолкнешь! Посмотри на Роскоу, просто посмотри, кем он уже стал, а ему едва двадцать семь исполнилось — женился на чудесной девушке, на свои деньги построил дом, тогда как для вас с Эди Новый дом строил я.

— Папочка, ну что ты ходишь босиком, простынешь, — пробормотала миссис Шеридан. — Ложись спать.

— Да и Эди много чего достигла, для девушки, — распалялся он. — Я горжусь ей не меньше, чем Джимом и Роскоу. Придет время, и она осчастливит будущего мужа. Красивее и талантливее ее во всей стране не сыщешь! А какое стихотворение она в школе написала — и приз за него получила, да я лучших стихов в жизни не читывал, а это был ее первый опыт. Даже Блосс сказал, что лучше ничего не читал, а уж он-то в литературе разбирается: таких рекламных объявлений, как у него, в городе никто не пишет. Сомнений нет, она умница! Только вспомни, как ловко она уговорила меня строить Новый дом, хотя, подозреваю, без тебя, мамочка, тут не обошлось! Мне и в нашей старой халупе хорошо, но вы с малышкой Эди умеете добиться своего. Уж я о ней позабочусь, поддержу так же, как Джима с Роскоу. Как я ими горжусь, своей троицей! Но Биббз… — Он замолчал, покачивая головой. — Честно признаюсь, мамочка, когда я говорю знакомым, что ВСЕ мои мальчики в порядке и не подведут, думаю я про Джима с Роскоу, а про Биббза забываю.