Судовая роль, или Путешествие Вероники - [47]

Повернула к мужчине страдающее лицо:

— И все. Адреса нет. Денег нет вот.

— Ладно, — сказал тот и снова завел машину.

— Куда? — подозрительно спросила Ника, моргая.

Водитель промолчал. Машина ехала по совершенно пустым улицам, сначала мягко шурша по гладкому асфальту, потом подпрыгивая — тогда Ника тянула шею, стараясь разглядеть хоть что-то среди пятен темноты, перебиваемой фонарями.

— Посиди, — сказал вдруг спаситель, останавливая машину напротив освещенного окошка какого-то спящего здания. Вышел, оставив Ниву уютно урчать, и быстро пошел через дорогу, мягкой, чуть крадущейся походкой.

Ника покусала губы. Вытянулась на сиденье, увидеть себя в зеркало. И пискнув, с зашедшимся сердцем, обернулась. На заднем сиденье сидела смутная фигура, обмотанная какими-то тряпками, торчала забинтованной головой. Ника, не отводя глаз, откинулась, защищаясь рукой. Минуту они молчали, глядя друг на друга, причем фигура смотрела через свои страшные тряпки, и свет сбоку падал, рисуя горбатый нос там, внутри свертка.

Запустив руку назад, Ника нащупала крышку бардачка и, открыв, зашарила внутри, натыкаясь на тряпки и бумаги. Пальцы наткнулись на что-то твердое, и она выдернула, держа поперек, большой нож в кожаных ножнах, за которые зацепился мешочек, с чем-то тарахтящим внутри. Вынимая нож, уронила ножны на подол, нацелила блеснувшее лезвие с зубчатым верхним краем на фигуру.

— См-мотри у меня, — предупредила фигуру.

Фигура молчала. Ника нервно повела коленями, что-то холодное покатилось по бедру и она, опустив лицо, увидела возле переключателя скоростей круглый, влажно поблескивающий глаз, — лежит и смотрит на нее с упреком темным зрачком в яйце вылупленного белка.

Прощаясь с вахтером, водитель сошел со ступенек и вздрогнул, услышав, как пронесся над городом душераздирающий визг. В три прыжка проскочил дорогу, рванул дверцу, и мгновенно оценив обстановку, вырвал из руки Ники нож, схватил ножны и сунул его туда, гася холодный блеск металла.

— С ума сошла? Да замолчи! Милиция приедет!

Он прыгнул на переднее сиденье и захлопнул двери. Визг стал громче, ударил в уши. Ника орала, тыкая пустой рукой в сторону заднего сиденья, и прижималась к своей дверце, стараясь отползти подальше от лежащего глаза.

— А, — сказал мужчина и расхохотался, — да помолчи же!

Перекинул себя через спинку кресла и дернул фигуру за край бинта. Та повалилась с глухим стуком.

— Это фигура. Ну, как тебе… идол. Поняла? Да неживая она.

— Она? — в ужасе переспросила Ника, шаря по двери в поисках ручки.

— Скульптура. Дерево, — раздельно проговорил мужчина, — поняла? Развернуть?

— Дерево?

— Да ты можешь сказать что, не повторяя?

Ника умолкла, боясь разозлить незнакомца, у которого в сумке лежат тесаки с крюками, а в бардачке… в бардачке…

Только тыкнула рукой вниз.

— А, — снова сказал хозяин идолища, — так это глаз. Стекло.

— Зачем? — вопрос был задан трагическим тоном, и вместил в себя все — и зачем нормальному человеку мешок стеклянных глаз, и зачем возить глаза в машине, и главное, зачем так пугать и без того перепуганных несчастных Ник…

— Потом, — лаконично ответил хозяин глаза.

И они поехали дальше.

Глава 14 Дядя Федя и хитросплетения родственных связей

Нике снилось, что прекрасный незнакомец, улыбаясь белозубо и ярко, выныривает из зеленой прозрачной воды и, подняв загорелую руку, машет ей. Радуясь, она ступает в мелкие волны прибоя, бежит, чувствуя, как ласково подается у коленей упругая свежая вода. Парень ждет, глаза у него синие-синие, как у Даньки, а мокрые волосы схвачены в хвост — как у Атоса. И когда Ника, поднимая подбородок, чтоб не нахлебаться, становится рядом, он вытаскивает из воды гитару, сует ей. Она недоуменно берется за гриф и красавец, хохоча, вдруг резко дергает несчастный инструмент вниз, так что Никина голова падает в мокрое волнующееся пространство.

— Зачем? — хрипит она, булькая.

И просыпается, тряся упавшей на дверцу машины головой. Резко оглянувшись на невозмутимого водителя, проглатывает слюну и вытирает уголок рта. Фу, ужас, как заснула. Вдруг еще и храпела спьяну. И этот сидит, не повернется, тактичный куда там.

Горячо покраснев, утыкается в стекло машины, глядя на проплывающие дома, полузакрытые спящими деревьями. Вот мимо проехала остановка, вокруг слоняются черные фигуры. Ника поежилась, вспоминая парней в кожанках. Пальцами убрала волосы, стараясь хоть как-то уложить их — нечесаные, лохматые.

— Пить хочешь? — водитель не поворачивался. Крутой лоб под ежиком стриженых светлых волос, линия прямого носа, жесткий подбородок.

— Нет.

— Градус еще не вышел.

Голова и правда кружилась. Но уже не двоилось в глазах и сердце не скакало, как бешеное. Было тихо и немножко весело. Ника потянулась, расправляя плечи, разгладила рваный подол, сокрушенно разглядывая тонкую ткань. Подумала, что колготки Людкины верно изорвала в клочья. Но думать об этом было грустно, и она снова уставилась в окно. Зашевелила губами.

— Что?

— Ничего.

— Что шепчешь там?

— Котов считаю.

Улица была просторная и часто уставленная высокими фонарями. Но дома плыли одноэтажные, отделенные от тротуара белеными заборами, на которые наваливалась буйная садовая зелень, черная и серая в ночном свете. И кошек, что сидели на заборных столбах или шли по своим ночным делам, было видно хорошо. Водитель усмехнулся и Ника насупилась.