Судовая роль, или Путешествие Вероники - [46]

Ника закрыла глаза и, подхватившись, вскочила, отталкиваясь руками от пола, зашлепала вниз, глотая воздух широко раскрытым ртом. На середине пролета лестница вывернулась из-под ног, проскользив по гладкому нейлону не менее гладким мрамором.

— Уй! — вскрикнула Ника и поехала вниз, пересчитывая оставшиеся ступени задницей. Туфля, сделав кульбит в воздухе, наконец, улетела куда-то за перила и сгинула в зарослях фикусов.

А Ника, подломив ногу, оказалась на ковре у подножия лестницы, в пустом холле.

Тут в углу горела люминесцентная лампа, а за высокой стойкой круглилась темная макушка, неподвижная. На нее падал теплый кружок света от настольной лампы с длинной шеей.

Ника поднялась, опасливо глядя на голову. Дежурный спал, посапывая, и она крадучись, пошла мимо. С ужасом чувствуя, как холодит босые ноги мрамор, навалилась на тяжелую дверь и сбежала в сторону от освещенного крыльца. Ночной ветерок играя, подкрался, радостно задрал располосованный подол серебристого платья. Хватаясь за подол, Ника повела рукой, и ветер забрался в лопнувший на плече шов.

— Ну-ка, — слетевший следом за ней мужчина схватил ее за руку и потащил в темноту.

— Вы что? Я сейчас!.. — она бежала следом, болтаясь, как банка на веревочке. И вдруг, когда оглянулся, раздраженно улыбнувшись, узнала.

— Вы? Это вы? С паспортом!

— Машина у меня. Довезу.

— Машина, — растерянно сказала Ника.

И болтаясь, заторопилась следом.

Дядька отпер дверь квадратной Нивы, пихнул ее на переднее сиденье. Положив большую руку на спинку кресла, оглядываясь, вывел заворчавший автомобиль со стоянки на улицу. Проехал пару домов, и остановился в тени густых тополей, серебривших изнанки листьев под редкими фонарями.

— Куда?

— Куда? — спросила Ника. Рассмеялась, пытаясь стянуть на коленке короткий рваный подол, — куда! Почем я знаю, куда!

— Еще раз?

Они вытянула ногу, согнула, пытаясь показать ступню:

— Видите? Видите? Туфлей, ой туфель, нету! И что?

— А что? — заинтересованно спросил мужчина и подал машину вперед.

— Ку-уда? — воинственно закричала Ника, с трудом суя ногу обратно на пол.

— Туда. Чтоб не слышали, как ты орешь.

Проехав еще квартал, свернул на небольшой пустырь и заглушил мотор. Откинулся на спинку кресла и сказал, постукивая пальцами по кожаной оплетке руля:

— Рассказывай.

— А вы что это тут? То есть там? — подозрительно спросила Ника, пытаясь свести глаза, чтоб спаситель не расплывался.

— Дела, — коротко ответил тот.

Ника саркастически рассмеялась. Ее трясло, ушедший было хмель вернулся, расшибая мозг на мелкие, бешено крутящиеся клочки.

— Дела! У них видиле-видите-види… дела у них. А у нас значит нет делов! Ещеб! У нас вон тоже — дела! У Тинки. У Васьки! Ну ладно бы вы казлы все казлы, ненавижу! А мы? Они то есть! Только вот я уехам-ши. Уехав-ши. И она сходу! А еще подруга…

Ника упала головой на пластиковую панель и заревела. Мужчина терпеливо слушал, как она воет.

— С ни-и-им! — пояснила Ника, чтоб картина стала четче.

— С мужем твоим?

— Каким мужем?

— Что провожал, — удивился мужчина.

— Пффф, — Ника вытерла рукой рот, подумала и, задрав подол, вытерла мокрые глаза.

— Тоже мне, муж. Объелся груш. Нет. Вы не. Понимаете. Муж тут, а Тинка с тем, который… Я ж думала!

— Ты приехала к мужу?

— Ну да!

— Гм… — сказал спаситель.

— А, — догадалась Ника, укладывая подол на колени, — вы подумали, муж там. А вот и нет.

— Здесь, значит?

— Нет! — она торжествующе поводила пальцем перед носом собеседника. И презрительно оглядев небольшие светлые глаза (четыре глаза), прямой крупный нос (вернее, два носа), снова фыркнула. Махнула рукой.

— Вы какой-то тупой. Извините канеш… вы ж видели, уважа-емые пассаж… дальше не идет! Куда я ехала? А? Ну, куда?

— В Жданов? — кротко предположил мужчина.

— Вот! — Ника милостиво кивнула и вдруг добавила, прижимая руки к груди, — спасибо!

— Что сообразил? — усмехнулся тот.

— Ну, зачем вы? Мне трудно. Слова, слышите — все длинные такие. А вы еще из-издеваетесь. Вот я вам так вот — ликер. Вино еще. Оййй. Коньяк, кажется. Белый цапель. Цапель? Нет.

— Аист, — снова подсказал мужчина.

— Да, — устало сказал Ника.

И снова заплакала.

— Туфли. Они ж чужи-ы-ые… и платье! Видишь вот? Видите?

— Вижу.

— И сумка-а-а! — трагически взрыдала Ника, ощупывая бока.

— Чужая?

— Моя-а-а…

Мужчина протянул руку, задержал в воздухе, не решаясь положить на вздрагивающую голову. И быстро убрал, когда Ника, после короткого молчания сказала почти трезвым голосом:

— Извините. Я ужасно. Просто ужасно тут у вас. Себя.

— Ладно. В сумке-то что? Документы, ключи? Вернемся?

— Нет! Не надо вернем-ся. Ничего там нету. Деньги я отдала. Там пу-пуд-реница. Помада.

Она всхлипнула, но сдержалась. Сидела, откинувшись нс спинку кресла, смотрела через стекло.

— Ты как? Не мутит?

— Ох, — она закрыла глаза и слабо махнула рукой:

— Давайте поедем.

— Куда? — сделал водитель еще одну попытку.

Ника пожала плечами. Сцепила на коленях дрожащие пальцы.

— Сейчас. Я с-сейчас. Извините.

Усмиряя в голосе дрожь, медленно, чтоб не заикаться и не жалеть себя, рассказала о том, как ехали на автобусе. Шли через стройку. И новый дом.

— Там рядом — еще один. Строится. И — четвертый. Этаж четвертый.