Судьбы и фурии - [67]

Рейчел спустилась в холл и обнаружила Антуанетту в комнате. Когда та заметила дочь, тут же словно резиновую маску натянула улыбку. Ее зубы единственные оставались такими же прекрасными, как и раньше.

– Кажется, там Салли сделала печенье для малышей, Рейчел, – сказала она и направилась к двери. Ее могучее тело мучительно медленно проплыло через холл и утонуло в любимом кресле. – Думаю, от пары штучек и мне большого вреда не будет? – Она кокетливо улыбнулась.

И вскоре Рейчел обнаружила себя с тарелкой печенья в руках, склонившейся в покорной позе перед матерью.

Только один человек мог привести мать в такое состояние. Господи, Лотто! Теперь Рейчел придется провести остаток отпуска, успокаивая пробудившееся древнее чудище. Из глубины времен поднялась вместе с ним и старая обида на брата.

[Сливки общества испытывают те же чувства, что и мы. Разница лишь в том, как они себя ведут.]

У нее возникло огромное желание отпустить парочку злых, разрушительных словечек, которые превратят мир Лотто в Пандемониум, но она сдержалась. Она услышала, как ее дети шумно бегут вверх по лестнице, сделала глубокий вдох и наклонилась еще ниже.

– Возьми еще, ма, – предложила она.

– О, спасибо милая, ты не против? – ответила мать.

Чтобы успокоиться после звонка матери, Лотто понадобилось двадцать минут на автобусной остановке, забитой нервными, без умолку болтающими подростками. Только когда автобус подъехал, вздохнул и склонился перед пассажирами, как цирковой слон, Лотто вспомнил, что у него нет денег.

Он подумал о Матильде, и ему стало паршиво. Теперь собственная речь на симпозиуме казалась ему очень ядовитой. Если он имел в виду, что женщина, у которой есть дети, – это творец и гений, то что же тогда можно сказать о Матильде, у которой их нет? Что она ничтожество по сравнению с остальными женщинами? Или с ним? Но ведь он вовсе так не думает! Он абсолютно точно знает, что она лучше, лучше всех! И что он ее не заслуживает.

Сейчас Матильда наверняка собирает вещи в отеле «Nob Hill», а затем спустится и сядет в желтое такси, и оно повезет ее к самолету, на котором она навсегда улетит от Лотто. Похоже, этот день наконец настал. Она покидает его, и он останется ни с чем. Совершенно.

Как он будет жить без нее? Готовить он умеет, но никогда не убирал туалет и не занимался счетами. Как он будет писать без нее?

[Он постарался не думать о том, как много она вкладывает в его работу. Об этом сейчас действительно лучше не думать. Это все равно что смотреть на солнце.]

Его пропотевшая рубашка высохла. Ему нужно было что-то сделать. Хоть что-то.

В нем накопилось слишком много энергии. До города больше тридцати миль, и путь туда только один – прямо на север. День расстилался дивный. У него длинные ноги и отличная выносливость: если идти быстро, за час можно пройти пять миль. В отеле он будет к полуночи. Возможно, к тому моменту она еще не уедет. Или даже перестанет на него злиться.

Быть может, она отомстит ему иначе – пойдет в спа-салон, на массаж и к визажисту, а потом закажет что-нибудь в номер и будет смотреть какой-нибудь эротический фильм. Эта месть – пассивно-агрессивная – в ее стиле.

Лотто двинулся в путь, следя за тем, чтобы солнце оставалось слева. В парке для выгула собак он нашел питьевой фонтан, к которому тянулась длинная очередь. Но этого было недостаточно. Ему слишком сильно хотелось пить. Когда начало смеркаться, он миновал аэропорт и уловил в воздухе солоноватый болотный дух. Движение на дороге было ужасным, и его чуть не сбило целое стадо велосипедистов, три полуприцепа и какой-то сегвей, подкравшийся из темноты.

Пока он шел, снова и снова прокручивал в голове случившееся во время его выступления. За несколько часов ему каким-то образом удалось превратить это в историю вроде тех, что рассказывают собутыльникам в баре. Он повторял ее раз за разом, пока она не затупилась и не перестала его ранить, а стала забавной и не такой уж и позорной. Лотто никогда не был женоненавистником. Он мог бы привести в качестве доказательства мнение сотни женщин, которые были у него до Матильды, и все они могли бы свидетельствовать, что кем-кем, а женоненавистником он не был. Его просто не так поняли!

Под оборотами повторяющейся истории притупился и страх, что Матильда уйдет. Даже больше, теперь он думал, что ее реакция была слишком бурной и ей должно быть стыдно. Это она должна перед ним извиниться. Она доказала свою точку зрения, он предоставил ей такую возможность. И не винил ее. Она любила его, он знал это. В сердце Лотто был оптимистом. Он верил, что все будет хорошо.

Войдя в город, Лотто готов был плакать от счастья при виде тесно слепленных домов, дорожек и фонарей, мягко освещающих его путь.

Его ноги были в крови – он чувствовал. Он обгорел на солнце, его рот высох, а желудок завязался узлом от голода. От него пахло так, словно он искупался в пруду из пота. Невыносимо хромая, он поднялся на холм, где стоял отель, вошел и подполз к стойке администратора, которая несколько дней назад очень мило их регистрировала.

– Ох, мистер Саттервайт, что случилось? – воскликнула она.