Судьбы и фурии - [32]

– Да, не гулял. Просто трахал всех девчонок в Хадсоне, – рассмеялся Сэмюель. Из-за химиотерапии он облысел и стал похож на хорька. – Прости, Рейчел. Твой брат был настоящей шлюхой.

– Да-да, я слышала, – сказала Рейчел. – Кажется, эта Бриджит приходила к вам на вечеринки, когда вы только переехали. Она была такой нудной. У вас всегда собиралась целая толпа народу. Я скучаю по тем дням.

Рядом с ними из ниоткуда вдруг выросли призраки прошлых вечеринок и их самих, когда все они были слишком юными и слишком глупыми, чтобы понять, какие это ослепительно-счастливые дни. «Что же случилось с нами, с нашими друзьями, – вдруг подумал Лотто. – Те, кто, казалось, будут рядом всегда, внезапно куда-то исчезли. Куда делись беглые наследники задротского престола в компании своих как две капли воды похожих друг на друга друзей, район Парк-Слоуп в Бруклине, пивнушки, Эрни, который теперь владеет барной империей, но по-прежнему путается с девчонками, у которых блюдца в ушах вместо сережек да тюремные татуировки? Натали теперь финансовый директор какого-то интернет-стартапа в Сан-Франциско, а сотни и сотни других просто куда-то испарились. Дружба с ними сошла на нет, а вот те, кто до сих пор рядом, останутся уже до конца. У них сердца как кремень».

– Даже не знаю, – мягко прошептала Сьюзан, – мне вроде как даже нравится жить одной.

Она все еще играла подростков в мыльных операх. Кажется, руководство студией не собиралось сдаваться и планировало выжимать из нее этого подростка до последнего, пока от него ничего не останется и Сьюзан не отправят играть матерей и жен.

В любом сюжете женщину всегда определяет ее отношение к чему-то.

– А мне грустно спать одной, – сказала Даника. – Я подумываю купить надувную куклу, просто чтобы просыпаться рядом с кем-то по утрам.

– Попробуй начать встречаться с моделью, – сказал Чолли. – Одно и то же.

– Ненавижу твое лицо, Чолли, – сказала Даника, изо всех сил стараясь не засмеяться.

– Да-да-да, повторяй это почаще. Правду мы оба знаем, – сказал Чолли.

– Меньше минуты до того, как упадет шар[13], – напомнила Матильда, внося поднос с шампанским. Все посмотрели на Сэма, и он пожал плечами. Даже рак не смог его сломить.

– Бедный старина Сэм, – сказал Лотто. Он успел хлебнуть бурбона после ужина и до сих пор не протрезвел.

– Одинокий бубенчик? – предложил свой вариант Чолли, но не вполне дружелюбно.

– Сэм-пол-яйца, – сказала Матильда и легонько толкнула развалившегося на диване Лотто.

Он сел ровнее и зевнул. Расстегнул пуговицу на брюках. Тридцать лет. Закат юности. Он почувствовал, как на него опять накатывает мрак, и сказал:

– Вот и все, народ. Последний год человечества. Следующий новый год уже будет двухтысячным, самолеты начнут падать с неба, компьютеры – взрываться, ядерная энергия выйдет из-под контроля, мы увидим короткую вспышку света, а затем этот свет зальет все и с нами будет кончено. Навсегда. Чао, проект «человечество». Так что живите на полную! У нас остался для этого последний год!

Лотто, конечно, шутил, но на самом деле верил в это. Он представил, каким прекрасным и здоровым был бы мир без людей, как он вынашивал бы новую, дивную жизнь. Представил крыс с лишними пальцами, обезьян в разноцветных очках, рыб– мутантов, возводящих огромные подводные замки. Если и существует какой-то Высший План, то он в любом случае был бы лучше без человеческого присутствия. С другой стороны, он вспомнил молодое лицо своей матери, подсвеченное огнями свечей.

– «И я видел, что жена та упоена была кровью святых и кровью свидетелей Иисусовых, и видя ее, дивился удивлением великим»[14], – прошептал Лотто.

Все оглянулись на него, испугались и тут же отвернулись.

Лотто разбивал Рейчел сердце. Вся семья разбивала ей сердце. Ма, которая решила заживо похоронить себя в уединении и несчастье, преданная как собачка, надрывная Салли и даже Лотто, чью гордыню она никак не могла понять.

Только ребенок может злиться так долго и так долго не может простить, чтобы все наконец наладилось. Матильда заметила, что глаза Рейчел опять переполнились грустью, и коротко покачала головой, как бы говоря «не надо». Он это заметит.

– Тридцать секунд! – воскликнула она.

Из компьютера доносилась музыка Принца.

Чолли наклонился к Данике, надеясь на праздничный поцелуй. Отвратительный коротышка. Какой же огромной ошибкой было позволить ему облапать ее как-то раз в такси по пути их Хэмптонса прошлым летом. И о чем она только думала? Да, она тогда рассталась с парнем и еще не нашла нового, но все же…

– Ни единого, мать твою, шанса! – отрезала она, хотя Чолли и продолжал что-то бубнить.

– …должна мне два миллиона долларов!

– Чего?

Он усмехнулся.

– Тут всего двенадцать с чем-то секунд осталось до 1999 года. Мы забились, что эти двое разведутся еще до 1998-го.

– Пошел ты, – сказала она.

– Взаимно, кидала, – ответил он. – Но у тебя еще есть время до конца года.

– Двенадцать секунд, – сказала Матильда. – Прощай, 1998-й. Тягучий и скучный год.

– «Ничто не может быть ни хорошо ни дурно, лишь наша мысль творит его таким!»[15] – выдал пьяный Лотто.

– «Ты говоришь о пустяках»[16], – ответила Матильда.