Судьбы человеческие - [27]

Но теперь появился ребенок — и в этом ребенке для Клиффорда сфокусировалось все эмоциональное вдохновение, вся вера в лучшее в человеке. Да и взять хотя бы ту же Хелен: ведь она пыталась спасти как себя, так и Клиффорда.

Хелен пошевелилась, проснулась и, увидев Клиффорда, улыбнулась. Он улыбнулся ей в ответ.

— Все в порядке, — проговорил он. — У тебя будет ребенок. Но почему ты ничего не сказала мне?

— Я боялась, — просто ответила она. И добавила, вручая себя его заботам. — Тебе нужно теперь как-то все уладить. Не думаю, что я смогу.

И добавила несколько слов. Клиффорд, прикинув толщину талии невесты на свадьбе, позвонил тут же родителям и сказал, что венчания в церкви не будет. Лучше он снимет зал.

— Но это же так обычно и неинтересно, — пожаловалась Синтия.

— Все нормальные люди так женятся, — сказал ей Клиффорд. — Это современно. Божье присутствие не обязательно.

— Тем более, его заместителя тут, на земле, — добавила неожиданно Синтия.

Клиффорд рассмеялся: вопрос был улажен.

В конце концов, «все нормальные» — это не одно и то же, что «абсолютно все».

Прыжок в будущее

Свадьба Хелен Лэлли и Клиффорда Уэксфорда состоялась летом 1965 года. На Хелен было свободное атласное платье кремового цвета, отделанное бельгийскими кружевами. Все приглашенные единодушно считали, что из нее вышла бы модель, до того утонченно-изысканна была Хелен. Но на самом-то деле Хелен была для модели слишком пухленькой в свои двадцать с небольшим; это уже потом, когда усталость, заботы и время истончили ее, она могла бы вполне зарабатывать на жизнь этой профессией.

Клиффорд с Хелен являли собой красивую пару: львиная грива Клиффорда горела на солнце, а ее каштановые завитки раздувало ветром. На свадьбе были «все нормальные люди», то есть близкие, кроме отца невесты, Джона Лэлли. Мать невесты, Эвелин, скромно сидела в закутке все в том же голубом наряде, который был на ней и в тот вечер, когда познакомились Клиффорд и Хелен. Она оставила своего мужа, и знала, что это будет означать неделю, а может быть больше, скандала. Но ее это уже не волновало.

Шафером на свадьбе был Саймон Хэрви, писатель из Нью-Йорка. Клиффорд знал его весьма близко: они встретились как-то в пабе, и он одолжил ему свою пишущую машинку. Теперь Клиффорд был вынужден одолжить ему еще и денег на дорогу, но друг есть друг: у Клиффорда было множество знакомых — и мало друзей. Саймон писал комические рассказы из жизни гомосексуалистов. В то время еще было слишком рано, чтобы они заимели популярность. (Слово «гей» только-только вставало на ноги; быть гомосексуалистом означало сделать весьма смелый шаг, и говорить об этом можно было только шепотом). В наши дни он бы стал, конечно, миллионером.

— Как она тебе? — спросил Клиффорд.

— Если тебе нравится жениться на женщине, — сказал Саймон, — она, конечно, лучшее, что ты мог найти.

Он не потерял, к счастью, колец, и произнес прочувствованную речь, которая одна стоила билета на самолет от Нью-Йорка и обратно (стоимости билетов ему уже никогда не вернуть — Клиффорд это понял сразу).

Дядя Хелен по материнской линии, Фил, был посаженным отцом. Он торговал автомобилями; в летах, с большим носом и багровым лицом. Однако лучшей кандидатуры не нашлось: все более молодые люди мужского пола, знакомые Хелен, были или ее ухажерами, или когда-то ее любовниками, а это было уж вовсе неподходяще. Конечно, они бы ни проговорились — а Клиффорд бы не узнал, но Хелен хотела, чтобы ее замужество начиналось не со лжи, пускай и малой. Клиффорд, как ни странно, не возражал против дяди Филиппа, только сказал, что иметь в семье автомобильного дилера очень выгодно, и тут же сделал заказ на «мерседес», поскольку теперь он станет женатым человеком. А Хелен радовалась и дяде Филиппу — настолько был ощутим явный перевес приглашенных со стороны жениха. У Хелен было много друзей, однако как многие хорошенькие женщины, она лучше себя чувствовала в компании людей постарше, но грустила, не находя одного языка с женщинами, ощущая, что они недолюбливают ее.

Никто (исключая Клиффорда) не догадывался, что Хелен на четвертом месяце беременности. Знала, конечно, Энджи, но ей не было послано приглашение на свадьбу, и она вернулась в Йоханнесбург зализывать раны. (Хотя Энджи все еще собиралась вернуть себе Клиффорда в конце концов, и никакие помехи на пути не в силах были ее остановить).

Это был чудесный день во всех отношениях. Сэр Лэрри Пэтт подошел к Клиффорду и сказал:

— Клиффорд, я слагаю оружие. Ты — новый мир. Я — старый. Я подаю в отставку. Ты будешь управляющим Леонардос. Совет вчера так решил. Ты слишком молод, и я говорил им это, но они не согласились. Теперь все поступает в твои руки, парень.

Счастье Клиффорда было полным. Такой день больше не повторится! Хелен пожала его руку своей маленькой белой ручкой, но он не ответил на пожатие, а лишь спросил:

— Как наш ребеночек?

— Ш-ш-ш! — был ответ.

А сам он даже не заметил того, что более не принимает ее такой, какая она есть, а судит ее, подумав, что рукопожатие Хелен было вульгарно.

Леди Ровена выглядела, как подросший мальчик, в своей серой тунике с галстуком; она стреляла глазами с наклеенными ресницами на (которые в то время была мода) в направлении одного из кузенов Синтии из Миннеаполиса, и быстренько условилась с ним о любовном свидании прямо под носом у его жены. Синтия все видела — и вздыхала. Она думала о том, какую ошибку сделала, пригласив его: ей не следовало бы идти на контакт с собственной, теперь американской, семьей, которая так оскорбила ее когда-то в юности. Дурно, что такие качества передаются с кровным родством, рассуждала она про себя: Синтия помнила, как родной отец любил и ласкал ее в один день — и отталкивал на другой. Она совершила почти подвиг, вызволив семью из Дании: рисковала жизнью, а отец холодно поблагодарил ее, даже не улыбнувшись.