Судьба-злодейка - [33]

Шрифт
Интервал

– Ага, – возмутился Павленок. – Широкий формат просишь – значит, хочешь сделать эпическое произведение про страдания русской эмиграции?

То есть для него широкоэкранный фильм ассоциировался исключительно с эпическим произведением.

Тогда я стал добиваться, чтобы фильм был черно-белый. Я уже знал опыт Никиты Михалкова на «Пяти вечерах», знал, что черно-белый фильм можно снять очень оперативно, так как меньше работы со светом, да и пленка стоит дешевле. Павленок снова возмутился:

– Хочешь под хронику снять, чтобы народ поверил, что это документальное изображение страданий русских эмигрантов?

Снова запретил. Таким образом, Павленок пытался найти любые причины, чтобы воспрепятствовать съемкам. Меня и знакомые директора отговаривали:

– Саша, денег мало – не потянешь ты этот фильм.

Я посоветовался с Ганой Ганевской, художником по костюмам. Она меня обнадежила:

– С костюмами проблему решим, что-то возьмем из подбора.

Женя Черняев, художник, который работал с А. Тарковским на съемках «Андрея Рублева», заверил:

– Декорацию мы на берегу построим – потребуется только два вагона леса.

Осталось найти директора. Почти потеряв надежду, я подошел к Семену Марковичу Кутикову, был уверен – он тоже не возьмется. Семен Маркович был директором у Элема Климова на фильме «Агония». Тот попросил принести сценарий. Я принес, он почитал. Через какое-то время я к нему захожу, и он спрашивает:

– Молодой человек, прочитал я ваш сценарий. В каком жанре вы хотите снимать этот фильм?

Меня потряс этот вопрос. Обычно директора жанром не интересуются. Я отвечаю:

– Трагифарс.

– Прекрасно, я согласен.

Я был ошеломлен, на радостях побежал к Элему Климову, рассказал, что его бывший директор дал согласие работать со мной на моем новом фильме.

Элем схватился за голову:

– Саша, он жулик. Если он согласился, значит, в сценарии увидел, на чем можно украсть.

Я удивляюсь:

– Да не может быть! У меня и красть-то нечего – копейки.

– Значит, он все же нашел, где можно украсть, – настаивал Климов.

Но положение у меня было безвыходное, и я решил рискнуть.

Мне удалось привлечь в свой фильм потрясающих актеров. С Петром Ивановичем Щербаковым мы познакомились на съемках фильма «Мы из джаза» и дружили до конца дней. Владимира Яковлевича Самойлова я знал еще по Горькому, где в спектакле он играл Ричарда III, а я, студент театрального училища, – маленький эпизод гонца, которого он бил нагайкой. Владимир Яковлевич был мне очень признателен, что я потом привел его к Андрону Кончаловскому на «Сибириаду». Актеры снимались у меня за очень маленькие деньги, поэтому я благодарен им всем – потрясающие люди, самоотверженные.

Лев Борисов

На роль графа Невзорова сначала был утвержден Алексей Жарков, а Льва Борисова я взял в фильм позже.

Со Львом Борисовым мы познакомились еще в Пензе. Я тогда только начинал работать в Пензенском драматическом театре. Ко мне в квартиру пришли друзья и спросили:

– Можно, у тебя переночует артист, брат Олега Борисова?

Лев Борисов приехал из Москвы показываться Рубену Вартапетову, главному режиссеру театра, чтобы устроиться на работу. Я говорю:

– Конечно.

Они открывают дверь:

– Вносите.

И Леву внесли. Оказывается, пока он ехал поездом из Москвы в Пензу, нашлись собутыльники и напоили его – а он страдал от алкогольной зависимости. Конечно, никакого показа в театре не было. Он у меня переночевал, потом вернулся в Москву – вот такое было шапочное знакомство. Спустя годы мне мой тесть Владимир Васильевич Монахов рассказывал, что Лев Борисов снимался у них в фильме «Высота» Александра Зархи. Владимир Васильевич отзывался о нем как о талантливом актере, но из-за его проблем с алкоголем с ним трудно было работать.

Когда я запустился с «Похождениями графа Невзорова», мы с женой Юлей снимали квартиру на улице Двадцати Шести Бакинских Комиссаров на Юго-Западе Москвы. У нас уже родился сын. Я пошел в овощной магазин, смотрю: какой-то грузчик катит тележку с капустой и мне подмигивает – в рваном халате, заросший седой щетиной. Я подхожу и спрашиваю:

– Мужик, ты что мне подмигиваешь?

Он отвечает:

– Саша, ты меня не узнал? Я Лева Борисов.

Он мне рассказал, что устроился грузчиком:

– Зарплата небольшая, но зато домой фрукты привожу, у меня дочка растет. А ты в Москве-то что делаешь?

– Я стал режиссером на «Мосфильме». Сейчас в запуске.

– А что снимаешь?

– «Похождения графа Невзорова». Как раз кинопробы идут.

И он вцепился мне в руку:

– Саша, попробуй меня.

– Лева, я вроде бы уже определился с актером на главную роль.

– Я прошу тебя, дай шанс.

Я обещал узнать, дадут ли мне еще смену на кинопробы. Пришел на «Мосфильм» в актерский отдел, начальником которого был Адольф Михайлович Гуревич. Он запротестовал:

– Саша, ни в коем случае. Его запрещено снимать и на «Ленфильме», и на «Мосфильме». Он подведет тебя. Ты за копейки снимаешь картину, у тебя такой график напряженный!

– Хорошо, но кинопробы я сделаю, я ему обещал.

Я дал Борисову выучить большой монолог. На следующий день Лева пришел собранный, играл потрясающе. Когда я стал показывать кинопробы худсовету, Наумов посмотрел и сказал:

– Кого хочешь, того и бери. И Жарков хорош, и Борисов.


Рекомендуем почитать
Временщики и фаворитки XVI, XVII и XVIII столетий. Книга III

Предлагаем третью книгу, написанную Кондратием Биркиным. В ней рассказывается о людях, волею судеб оказавшихся приближенными к царствовавшим особам русского и западноевропейских дворов XVI–XVIII веков — временщиках, фаворитах и фаворитках, во многом определявших политику государств. Эта книга — о значении любви в истории. ЛЮБОВЬ как сила слабых и слабость сильных, ЛЮБОВЬ как источник добра и вдохновения, и любовь, низводившая монархов с престола, лишавшая их человеческого достоинства, ввергавшая в безумие и позор.


Сергий Радонежский

«Преподавателям слово дано не для того, чтобы усыплять свою мысль, а чтобы будить чужую» – в этом афоризме выдающегося русского историка Василия Осиповича Ключевского выразилось его собственное научное кредо. Ключевский был замечательным лектором: чеканность его формулировок, интонационное богатство, лаконичность определений завораживали студентов. Литографии его лекций студенты зачитывали в буквальном смысле до дыр.«Исторические портреты» В.О.Ключевского – это блестящие характеристики русских князей, монархов, летописцев, священнослужителей, полководцев, дипломатов, святых, деятелей культуры.Издание основывается на знаменитом лекционном «Курсе русской истории», который уже более столетия демонстрирует научную глубину и художественную силу, подтверждает свою непреходящую ценность, поражает новизной и актуальностью.


Добрые люди Древней Руси

«Преподавателям слово дано не для того, чтобы усыплять свою мысль, а чтобы будить чужую» – в этом афоризме выдающегося русского историка Василия Осиповича Ключевского выразилось его собственное научное кредо. Ключевский был замечательным лектором: чеканность его формулировок, интонационное богатство, лаконичность определений завораживали студентов. Литографии его лекций студенты зачитывали в буквальном смысле до дыр.«Исторические портреты» В.О.Ключевского – это блестящие характеристики русских князей, монархов, летописцев, священнослужителей, полководцев, дипломатов, святых, деятелей культуры.Издание основывается на знаменитом лекционном «Курсе русской истории», который уже более столетия демонстрирует научную глубину и художественную силу, подтверждает свою непреходящую ценность, поражает новизной и актуальностью.


Иван Никитич Берсень-Беклемишев и Максим Грек

«Преподавателям слово дано не для того, чтобы усыплять свою мысль, а чтобы будить чужую» – в этом афоризме выдающегося русского историка Василия Осиповича Ключевского выразилось его собственное научное кредо. Ключевский был замечательным лектором: чеканность его формулировок, интонационное богатство, лаконичность определений завораживали студентов. Литографии его лекций студенты зачитывали в буквальном смысле до дыр.«Исторические портреты» В.О.Ключевского – это блестящие характеристики русских князей, монархов, летописцев, священнослужителей, полководцев, дипломатов, святых, деятелей культуры.Издание основывается на знаменитом лекционном «Курсе русской истории», который уже более столетия демонстрирует научную глубину и художественную силу, подтверждает свою непреходящую ценность, поражает новизной и актуальностью.


Оноре Габриэль Мирабо. Его жизнь и общественная деятельность

Эти биографические очерки были изданы около ста лет назад в серии «Жизнь замечательных людей», осуществленной Ф.Ф.Павленковым (1839-1900). Написанные в новом для того времени жанре поэтической хроники и историко-культурного исследования, эти тексты сохраняют ценность и по сей день. Писавшиеся «для простых людей», для российской провинции, сегодня они могут быть рекомендованы отнюдь не только библиофилам, но самой широкой читательской аудитории: и тем, кто совсем не искушен в истории и психологии великих людей, и тем, для кого эти предметы – профессия.


Антуан Лоран Лавуазье. Его жизнь и научная деятельность

Эти биографические очерки были изданы около ста лет назад отдельной книгой в серии «Жизнь замечательных людей», осуществленной Ф. Ф. Павленковым (1839—1900). Написанные в новом для того времени жанре поэтической хроники и историко-культурного исследования, эти тексты сохраняют по сей день информационную и энергетико-психологическую ценность. Писавшиеся «для простых людей», для российской провинции, сегодня они могут быть рекомендованы отнюдь не только библиофилам, но самой широкой читательской аудитории: и тем, кто совсем не искушен в истории и психологии великих людей, и тем, для кого эти предметы – профессия.