Судьба турчанки, или времена империи (триптих): Призрак музыканта, Врач-армянин, Я целую тебя в губы - [122]

— А.., нет! Просто все дело в том, что мы любим ложь, мы даже повсюду ищем ложь, со страстью ищем... Потому что мы не выносим правды! Нам всегда нравится какая-нибудь ложь, например, вот эта, о пресловутом «таланте, который пробьет себе дорогу», будто бы талант — это грузовик или танк!..

— А все-таки ты признаешь, что ей повезло, что она удачливая! — уколола меня Галя.

— Я признаю, что эта так называемая удачливость — прямо пропорциональна бесстыдству!..

Все спуталось... Мы начали ссориться... Но мне лучше, когда женщины говорят о политике, об искусстве, чем о такой грязи, как прерывание беременности... Эта Катя... Зачем она пришла?..

От Жюльетт Греко мы перешли к одному актеру — сейчас я даже забыла его имя... Катя видела его в этом спектакле — переделали в пьесу противный роман Антона Дончева «Время насилия»[8] — такое тенденциозное вранье о болгарах-мусульманах... Ей понравилось... — «Так будит во мне все болгарское!»... Что она понимает вообще? И что для нее значит само это понятие — «болгарское»?.. И бестактная она... Галя поджала губы; знает, что сейчас будет одна буря... Я уже бешусь и кричу, что Катя ничего не понимает; что именно таких мещан, как она, и пичкают этими грубыми шовинистическими поделками, потому что у них даже и капельки нужды нет в настоящем искусстве... Обиженная Катя возражает, что я всем навязываю эту свою проблему с переменой имен, героиню из себя строю...

— А эта С., которая замуж вышла за турка из Турции, лишь бы паспорт не менять... кто ее не знает!.. Спала с кем попало... И теперь тоже героиню из себя строит!..

— Нет! — меня совершенно взбесила эта мещанская логика. — Значит, по-твоему, то, что людям насильно сменили имена, это просто наказание для женщин, которые спят с мужчинами... Браво!.. Чудесно... Пойдем, всем сменим имена!.. Пойдем!.. Нет, это не моя, это только твоя проблема! Я — жертва, а ты уже испачкана своим равнодушием; и как тебе не стыдно находить эти мещанские оправдания безнравственности, бесчеловечности!..

— Я не политический деятель! Я ничего не могу сделать! — огрызнулась Катя.

— Только политические деятели нам нужны, эти обманщики, которые на нашей крови наживаются! Почему это мы сами не можем себя защитить?

— Наверно, потому что мы не обманщики, — иронически вставляет Галя... В сущности, она права...

И все... Немножко поговорили... Теперь мои приятельницы готовят салат... Вот люди... Привезли свежие помидоры... И чего я хочу от них? Чтобы они подняли восстание?..

У окна сидит молодая девушка. Это дочь Кати, Димитрина, «Диди» ее называют; ей девятнадцать лет, она студентка; химию, кажется, изучает или что-то другое такое, не знаю точно... За все это время, пока мы разговаривали, она не сказала ни слова, тихо так сидела; и мне казалось, что ребенок скучает... Я смотрю на нее. Диди немножко нервно сжимает и разжимает пальчики. Одежда у нее — один из современных стандартов — джинсы... Мне в этой девочке нравится ее какая-то непосредственность, она очень быстро говорит, захлебывается как-то по-детски, сбивается, глотает слова, и вдруг улыбнется так ярко... Вот совсем маленькие девчушки так говорят, мне случалось слышать... Она немножко взволновалась и обращается ко мне: «Пожалуйста... Вы только не обижайтесь... Я Вас очень уважаю... Но тех, других, которым поменяли имена... тех я не люблю... Они грязные... они преступники...»

Я даже и не возмутилась. Просто интересно слышать такое от милой девочки, которая к тому же пишет стихи, и неплохие...

— Полстраны грязных преступников? — спрашиваю я.

— Не полстраны. Только миллион.

— Но для нашей страны и самый маленький «только миллион» (подчеркиваю голосом) — уже много...

У меня нет такой способности: покорять, побеждать собеседника законченными отточенными репликами; я даже подозреваю, что такая способность бывает только в пьесах, вроде комедий Ростана или Уайльда...

— Но они... они хотели автономную республику...

— На основании общности вероисповедания? По такому принципу? Но по такому принципу не образовываются автономные республики...

— Нет, по национальности, по национальному принципу.

— Но такого заявления никто не подавал, такой просьбы...

— Если бы подали, уже поздно было бы... Это был такой опережающий удар... эта перемена имен...

— Но в нашей стране мусульманство исповедуют люди разных национальностей: цыгане, турки, болгары...

— А если они болгары, почему у них имена не болгарские?

— А у тебя почему не болгарское имя?

— «Димитрина» — славянское имя!..

Я вздыхаю и объясняю ей, что означает греческое «Димитрина»...

Вдруг она почти выкрикивает:

— Я не хочу говорить об этом, не хочу!.. Мы, молодежь, приняли это совсем нормально... Только за границей все время это обсуждают... И вы... Не хочу!..

Да, я заметила... Люди не хотят об этом говорить... В чем дело? Инстинктивный стыд?.. А девочка кричит, кричит...

— Я не люблю их!.. Не люблю!..

— Но если ты их не любишь, разве это значит, что надо их мучить?..

А почему я говорю «их» вместо «нас»? Разве я что-то другое, отдельное?.. Галя сидит, поджав губы. Катя стоит, выпрямившись, в прямой опущенной руке у нее вилка, которой она размешивала салат... Теперь мы все молчим...