Судьба семьи Малу - [24]

Справа от дороги холм становился пониже, образуя закругленную линию, и спускался пологими склонами; издали из-за зелени выглядывала купа домов — белых, розовых, красных.

Место это не было обычной деревней. Но я не было и городом. Широкие аллеи, окаймленные деревьями, которые посадили лишь несколько лет назад в потому они еще казались хрупкими, носили названия этих деревьев: аллея Акаций, аллея Лип, аллея Сосен, аллея Дубов.

Налево, не доходя до поселка, стояли обширные здания, над которыми огромными буквами было написано:

«Эжен Малу и Компания». Тут находились конторы, строительные площадки. Несколько лег здесь царила кипучая жизнь, но теперь на всех дверях виднелись печати, а на одном из окон было наклеено решение суда о конфискации.

Он все еще шел большими шагами, достиг первых домов, которые нисколько не походили на те, какие он видел на большой улице. Это скорее были виллы, до такой степени похожие на игрушечные, что возникало сомнение, можно в них жить или они построены только для того, чтобы радовать глаз.

Их отделяли друг от друга широкие лужайки, сады, и здесь пестрели все яркие цвета радуги, и можно было видеть всевозможные формы, какие только способен придумать ребенок, играя в кубики.

Из некоторых труб шел дым. Когда Ален проходил мимо, раздвигались занавески. По меньшей мере сорок домов были заселены, почти столько же оставались пустыми, некоторые, недостроенные, — без дверей и окон, и повсюду между ними огороженные участки ждали своих покупателей.

Были уже намечены и заасфальтированы проспекты, улицы, сделаны тротуары, стояли столбы с электрическими и телефонными проводами. На некоторых домах, где еще никто не жил, были прибиты дощечки с названиями.

Ален сделал крюк, чтобы пройти через центральную площадь, напоминавшую всемирную выставку, — там был большой мозаичный бассейн, лужайки, группы деревьев и фонтан, который не действовал, слишком новые скамейки и музыкальная эстрада.

Однажды Ален приходил сюда с отцом. Эжен Малу, гуляя с ним по этим аллеям, остановился у бассейна, где тогда плавали золотые рыбки.

Ален показал на мраморный цоколь, возвышавшийся посреди бассейна.

— А что поставят сюда? — спросил он.

Тогда отец положил ему руку на плечо — жест, который был знаком Алену, — сказал полусерьезно-полуиронически, — этого никогда нельзя было понять, когда он говорил таким тоном:

— Когда-нибудь здесь поставят, конечно, мой бюст. Ален пошел дальше, достиг южной части Малувиля и постучал в дверь единственного обитаемого в этом квартале дома.

Ему открыла дверь г-жа Фукре, в фартуке, с суповой миской в руках, которую как раз вытирала.

— Мсье Ален! — воскликнула она. — Вот уж обрадуется мой муж! Представьте, за завтраком он мне сказал, что не удивится, если вы придете к нему сегодня.

— Его нет дома?

— Дома. Ведь он ждал вас и потому не потел на рыбалку. Он здесь.

Она показала на соседнюю комнату, невольно понизив голос.

— Он спит?

— Это не важно. Он спит днем каждое воскресенье. Я всегда его из-за этого дразню. Ведь теперь, не правда ли, он мог бы поступать так ежедневно. Но в будни он не спит, хотя и полностью располагает своим временем — это ничего не меняет. В будний день он не заснет и за все золото мира. Но зато в воскресенье…

И, открыв дверь, она позвала:

— Фукре! Фукре! Пришел мсье Ален. Снимите пальто, мсье Ален, иначе простудитесь, когда выйдете на улицу… Я немножко запоздала с мытьем посуды. У нас все утро были гости, и мы завтракали поздно.

Из репродуктора, висевшего в углу, слышалась музыка. Внутри дом был так же похож на игрушку, как и снаружи, с его комбинированными комнатами, задуманными так, чтобы создать максимум комфорта и уюта. Окна были большие, кухня вся белая, посуда эмалированная.

В проеме двери появился Франсуа Фукре. Его седые волосы были немного всклокочены, усы спустились на губу. Здороваясь с Аденом, он поймал на спине подтяжки и натянул их на свою белую рубашку.

— А я как раз говорил жене…

— Ален знает, что ты спал. Мы тут немножко поболтали.

— Выпьете рюмочку, чтобы согреться, господин Ален?

— Спасибо. Я никогда не пью спиртного.

— Садитесь. Располагайтесь поудобнее. Вот кресло. Дорога не показалась вам слишком длинной?

Он раскурил пенковую трубку с вишневым мундштуком.

— Подумать только, что его доконали именно из-за этого! Эти проклятые четыре километра дороги. Вначале, когда все еще были с ним заодно, этот вопрос не считали важным, его рассматривали как деталь. Что может быть, проще, чем продлить трамвайную линию? Вместо конечной остановки у Жанетт трамвай пойдет до Малувиля. Ему обещали автобус, все, что он захочет. Десять, двадцать раз это обсуждалось на муниципальном совете. И после этого ваш отец устраивал им банкеты. Уверяю вас, среди этих господ есть такие, которые здорово на этом нагрели руки. В один прекрасный день они вдруг обнаружили, что Малувиль расположен не в их округе и обращаться следовало в совет департамента.

Проходили еще месяцы, если не сказать годы. Все время надо было кого-то задабривать, устраивать обеды, преподносить подарки, оказывать всякого рода мелкие услуги.

«Через несколько недель у вас будет ваша автобусная линия, господин Малу. Можете на это рассчитывать».