Судьба - [6]
— Почему? — спросил Бардаш со своей всегдашней усмешкой, затаенной в углах губ, которая, наверное, так задевала начальственное и властное сердце Надирова.
— А потому что они уже все сказали. Хватит сорить деньгами. Дали бы их лучше нам на одну промышленную скважину.
— У них свои деньги.
— Они пробурят еще десять, еще двадцать скважин за свои денежки, а потом забьют их цементом и скажут: «Вот вам границы залежей… Мы нашли, мы ушли… Бурите промышленные выходы за свои денежки…» А денежки, между прочим, одни, из одного кармана, и вы не забывайте этого сейчас, когда будете философствовать… Про карман!
— Хорошо, — сказал Бардаш.
Сарваров терпеливо ждал.
— Мне некогда, — сказал Надиров, распираемый изнутри беспокойством и злостью. — Не-ког-да! Газ спросят с меня! А разведчики не спешат!
— Зато про нас они говорят, что эксплуатационники торопятся, — поправил Бардаш.
— Да! Я тороплюсь! — как обычно, повысил голос Надиров. — И я сам буду разведывать.
Хазратов осторожно прикусил губу и еще осторожнее заметил:
— Они вам не простят, если вы откроете или хотя бы исследуете указанное ими месторождение раньше их.
— Вот! — Надиров потряс сжатым кулаком в воздухе. — Что руководит людьми? Грязь! Этот самый… приоритет! Кто открыл? Господин рабочий открыл. Инженер открыл. Для народа. И хватит! Мне не нужно косметических деталей! — Он брезгливо помахал ладонью перед своим разгоряченным лицом. — Я предлагаю немедленно начать глубокое бурение.
Разговор все еще никак не мог успокоиться, организоваться, как будто с разных сторон в костер подкидывали пучки травы и сучьев, они вспыхивали попеременно, и пламя металось, а Сарваров не мешал этому, зная, что иначе костры не разгораются.
И вот теперь осеклись на главном, Бардаш, побледнев, сказал:
— Если вы, Бобир Надирович, прикажете мне переходить на глубокое бурение без достаточных данных разведки, я ни за что не выполню приказ.
Сарваров ждал объяснений. Надирову хотелось бы послать Бардаша к черту, но это был не его кабинет. Хазратов на всякий случай поглядывал в окно, чтобы никто не мог уловить выражения его глаз. Ягана смотрела на мужа.
— Конечно, Шермат Ашурович, — сказал Бардаш, с виду спокойно раскатывая сигарету в темных пальцах, — все мы чувствуем, какая это беда, что лошадь у одного хозяина, арба у другого, а поедет третий… Разные комитеты, разное подчинение, сразу и не разберешься, и все сыпят деньги в одно и то же место…
— Как крупу сквозь гороховое сито, — буркнул Надиров. — А толку нет!
— Полный ералаш, — согласился с ним Дадашев. — Есть один выход: ставьте вопрос о том, чтобы дело объединили в одних руках…
— Поставим… — вздохнул Сарваров сквозь ухмылку, но глаза его выдавали озабоченность. — Пока решат вопрос, придет время давать газ…
— Тем более нельзя допускать, чтобы дело делалось вслепую, — обдуманно и тихо проговорил Бардаш. — Одна глубокая скважина дороже десятка тех, что необходимы для структурной разведки. То, что предлагает Надиров, — это авантюризм.
— Ты трус! — грубо сказал Надиров.
Это с ним случалось. Все знали, что он ничего не хотел лично для себя — ни ордена, у него их было уже немало, ни статьи в газете — из этого возраста он вышел, он хотел успеха для дела, в этом видел свое счастье, а поэтому частенько срывался на грубость, зная, что ему простят.
— Бобир Надирович, — сказал Сарваров. — Нам вместе работать…
И то, что он как бы объединил себя и Бардаша, сказал не «вам», а «нам», еще раз подкупило Ягану.
Почему Бардаш так сопротивлялся? Неужели он перестраховывался, прятался за спину разведчиков? Этого она не понимала…
Надиров бросил на нее взгляд искоса, уловил что-то, похрустел пальцами и спросил:
— Ягана Ярашевна! Что вы скажете? Могли бы мы рискнуть хотя бы на одну глубокую скважину без разведчиков?
И сама не зная, как, не зная, почему, может быть, для того, чтобы защитить мужа, она сказала:
— Могли.
Коричневый глаз Сарварова впился в нее. Хазратов посмотрел в ее сторону. Надиров не сдержал самодовольной усмешки. Она не хотела этого, но она и не хотела, чтобы ее мужа считали трусом.
— Это опасно, — повторила она, — но можно.
— Учитесь у жены, Дадашев, — с прежней откровенностью сказал Надиров. — Мужеству.
Он не знал, что и Бардашу не приходилось занимать откровенности, когда требовалось.
— А если ваша скважина окажется пустой? Для быстроты вы хотите идти вслепую. Странное понятие о быстроте.
— Я отвечаю.
— От вас ждут газ, а вы хотите пустить пыль в глаза.
— Нет, нет, Бардаш Дадашевич, — вмешался и уверенно возразил Сарваров.
— Ну вот и оскорбление! — прибавил Хазратов торопливо. — К чему?
— Я же не обиделся на «труса», — улыбнулся Бардаш.
— Все мы сейчас оберегаем друг друга от бумажных показателей, от пыли в глаза, — с некоторой досадой сказал Сарваров, — но это вовсе не значит, что у нас нет сроков, нет темпов. Надо только, чтобы они стали реальностью… Как эта колонна газопроводчиков… Время не дает нам больше, чем может дать… Нужно работать быстрее.
Он говорил и все время искал пепельницу, которая стояла рядом.
— Но быстрота — не горячка, — ответил Бардаш, пожав плечами. — А мне предлагают горячку. А я инженер. Я знаю, что горячка далека от науки…
Повесть известного китайского писателя Чжан Сяньляна «Женщина — половинка мужчины» — не только откровенный разговор о самых интимных сторонах человеческой жизни, но и свидетельство человека, тонкой, поэтически одаренной личности, лучшие свои годы проведшего в лагерях.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Без аннотации.Вашему вниманию предлагается произведение польского писателя Мацея Патковского "Скорпионы".
Клер Мак-Маллен слишком рано стала взрослой, познав насилие, голод и отчаяние, и даже теплые чувства приемных родителей, которые приютили ее после того, как распутная мать от нее отказалась, не смогли растопить лед в ее душе. Клер бежала в Лондон, где, снова столкнувшись с насилием, была вынуждена выйти на панель. Девушка поклялась, что в один прекрасный день она станет богатой и независимой и тогда мужчины заплатят ей за всю ту боль, которую они ей причинили. И разумеется, она больше никогда не пустит в свое сердце любовь.Однако Клер сумела сдержать не все свои клятвы…
Аннотации в книге нет.В романе изображаются бездушная бюрократическая машина, мздоимство, круговая порука, казарменная муштра, господствующие в магистрате некоего западногерманского города. В герое этой книги — Мартине Брунере — нет ничего героического. Скромный чиновник, он мечтает о немногом: в меру своих сил помогать горожанам, которые обращаются в магистрат, по возможности, в доступных ему наискромнейших масштабах, устранять зло и делать хотя бы крошечные добрые дела, а в свободное от службы время жить спокойной и тихой семейной жизнью.