Судьба по имени Ариэль - [16]

Вспоминаю забавный случай. Это было в Кирове. «Лауреаты на эстраде» — так называлась концертная программа, в которую мы попали. У артистов есть такая смешная традиция: в последнем концерте перед домом «хохмить» так, чтобы публика не восприняла это, как неудачу артиста, но чтобы за кулисами просто «ржали»! Этот концерт и у театралов и у артистов цирка называется «зеленым». Обычно, произносится или не тот текст, или для солиста играется не та тональность, от которой у того глаза лезут на лоб, иногда это подмена реквизита. На концертах мы приметили молодого певца Владимира Шнайдера. Он исполнял песню в которой были такие слова: «Бросьте монетку, месье и мадам, я подниму, мерси!…» Перед концертом аккуратно клал на край сцены медный пятак. Во время песни, как бы невзначай, подходил к нему, наклонялся, брал в руку, подбрасывал крутящуюся монетку и уходил за кулисы… Публика заходилась в экстазе! Я предложил: «Давайте прибьем пятак к полу, пусть отдирает… Но стало жалко дырявить цирковой ковер, и мы решили сделали по-другому. Отвлекли Володю анекдотами, прилепили на скотч ниточку, другой конец держал Каплун, спрятавшись за за портьерой…

Перед песней Шнайдер поглядел на пол — монета на месте, успокоился! И вот звучит песня, публика мечтательно развалилась в креслах… Певец подходит к рампе, и, на словах: «…я подниму…» тянется куда-то вниз. Зрители затаили дыхание… Вдруг пятак «поехал»! Дальнейшие движения солиста напоминали ловлю лягушки на болоте!.. Так, на корячках, вприпрыжку он «ускакал» за кулисы… Там не было даже сидящих — все просто лежали от смеха! Вовчик настолько был шокирован, что забыл поклониться. А этого и не надо было делать — в зале стояла… тишина! Никто ничего и не понял, только странно: симпатичный солист пел красивую песню, потом зачем-то упал на колени, прыгнул и исчез… И что интересно, одна женщина при гробовом молчании на весь зал, выдала: «Да понятно — все музыканты — алкаши!» А Шнайдер как раз был трезвенником! Но все-таки ему пришлось хлебнуть пивка, чтобы прийти в себя. Вот так мы иногда развлекались…

За несколько репетиционных лет я уже выработал свою схему занятий. Например, понял, что самое эффективное время для репетиций — это где-то с 11 до 14 часов. Добивался пунктуальности, ворчал, когда кто-то опаздывал, но не всем это нравилось. Ввели даже систему штрафов, однако, когда дело дошло до расчетов, все чуть не перессорились и я эту систему отменил. Рекордсменом по опаздываниям был Стасик. Вроде бы должно было быть наоборот, ведь Гепп — немец…

В отличии от многих ВИА, «Ариэль» имел много интересных особенностей. Кроме долголетней стабильности состава, четверо из шести писали песни для своей группы — это редкость. С годами ансамбль превратился в музыкальный театр четырех солистов, причем в сольных песнях каждый солист имел яркую индивидуальность, а в хоровом звучании — единое целое. К тому же, у каждого из солирующих в руках был инструмент, которым он владел очень профессионально — в этом тоже — уникальность! Конечно, все это достигалось огромной практикой, количеством концертов, которое по современным меркам было просто фантастическим!

Наконец — первые зарубежные гастроли: ГДР, Чехословакия и Польша. Два месяца по социалистической Европе нам «подарил» Госконцерт. Конечно, мы понимали, что это не такие уж солидные концерты, все по линии дружбы, но лиха беда — начало! Единственной проблемой в кадрах у нас была кандидатура звукорежиссера, они менялись, как перчатки. Пришел из армии Слепухин. Но соло-гитарист нас уже был, и Валера согласился на «звукача». И вот здесь я дал «слабинку», как мне кажется в своей твердой позиции руководителя. Все и не оспаривали, что за пультом должен был сидеть профессионал. Начали оформлять Слепухина. Но у того с документами случились какие-то неполадки, и вопрос стал ребром. В «атаку» пошел Гуров. Он всех стал убеждать, что его жена Нина имеет прекрасный слух(!), поэтому может смикшировать, а услуги паяльщика он возьмет на себя… Все предательски замолчали, но я, не желая лишних конфликтов, согласился. Моя мягкотелость потом мне обойдется очень дорого…

Не скажу, что концерты в Германии проходили с восторгом, но нас слушали с удивлением. По заказу Госконцерта я сделал аранжировку немецкой песни «Тот день», которую сам спел на немецком в знаменитом «Берлин-опера». На концерте советских мастеров эстрады присутствовало правительство, нам это очень польстило! Но еще дома нам поставили еще одно условие: саккомпанировать певице, у которой не было коллектива, она была дипломанткой нашего конкурса. Это была Елена Камбурова. Вначале музыканты отнеслись к этому с недоверием, даже с пренебрежением, но молча учили ноты… От концерта к концерту я просто влюблялся в эту певицу. Из скромной, даже замкнутой девушки в быту, на сцене она вдруг превращалась в какого-то чертенка с мощной энергией, особенно в песне «Клоун». И все песни Елена не просто пела, она играла их, как актриса! Мы даже стали ревновать — публика иногда принимала ее лучше, чем нас…

Прошло две недели гастролей, и я стал замечать некоторую вальяжность в поведении музыкантов, неряшливость в исполнении, качество звучания как-то перестало их заботить. Стал делать замечания, некомпетентность звукорежиссера начала отражаться на качестве. Гуров воспринимал это болезненно. Я не сдержался, вспылил и началось… Наверное, чисто мужские разговоры привели бы нас к успокоению, но когда вмешиваются женщины!..