Судьба на плечах - [65]

– Разве я дал тебе повод думать, что я забываю об этом, брат?

Он с удовлетворением кивнул, как бы говоря: ну, об этом все, теперь твое дело – как обставлять похищение. А теперь – поговорим… поговорим, брат!

С мелодичным плеском полился нектар в пустые кубки – пена коснулась краев. Пробились сквозь толстые, задрапированные коврами стены звуки тимпанов и златой кифары Аполлона: пиршество решило еще не раз и не два притопнуть напоследок.

Скоро ли зададутся вопросом, куда пропал Громовержец?

– Приказывай, – повторил я то главное, ради чего мы тут и сидели, он – на кресле, напоминающем трон, я – на подушке, прислонившись к стене.

Так, что все равно смотрел на Зевса снизу вверх.

– Я хотел бы, – здесь выдалась пауза, где могло стоять «просить тебя». Пауза осталась паузой, – чтобы ты посетил Мать-Гею. Она нынче должна быть в скорби по поводу утраты сына…

Неужели все-таки успел заметить – тогда, на берегу?

Силен Громовержец.

Впрочем, Гея не могла не беспокоить его в любом случае.

– После нашей победы я посылал к ней вестников… приглашал на пиры. Слал дары. Она не откликалась и ничего не брала. Потом родила Тифона. А Деметра даже не предупредила!

Он продолжил говорить – ровным тоном военачальника, сообщающего обстановку. Надеялся ли, что я не заметил его оговорки?

Едва ли – отставил чашу с нектаром. Видно, чтобы других отговорок избежать.

Так вот, в чем были обязанности сестры во время Титаномахии… Я был карателем и разведчиком, Посейдон отвечал за боевой дух – а Деметра следила за тем, чтобы Гея-Земля не вступила в битву на стороне детей.

Наверное, это стало ее долгом еще до того как Титаномахия вошла в разгар.

И поначалу сестра справлялась совсем неплохо – да, совсем неплохо! Гея на свадьбе у Зевса и Геры… Гея, не говорящая ни слова после смерти Офиотавра… Гея, не противящаяся мысли о том, чтобы поднять Гекатонхейров из Тартара.

А потом у Деметры появилась дочь, заслонившая для нее не только долг – свет. Титаномахия завершилась, и богиня плодородия оставила свои обязанности: к чему следить за престарелой бабушкой, когда можно проводить время с дочкой?

И когда Тифон поднялся из недр – олимпийцы оказались не готовы. Не предупреждены.

А Громовержец таких промахов не спускает – даже собственной сестре. Тифон повержен, но Деметра, преступившая долг во имя дочери, должна понести кару…

А карателем среди нас всегда был я.

– …хочу, чтобы ты нанес ей визит. Аид, ты понимаешь сам: мы не знаем, чего от нее ждать. Кого она породит в следующий раз – нам на погибель? И едва ли к Гее могу явиться я – убийца ее сына…

«Пошли Деметру», – чуть не сорвалось с языка.

– Молва наверняка уже разнесла, что я стоял рядом с тобой после твоей победы. И меня видели на праздничном пиру.

– Едва ли ей уже успели об этом донести. А после жребия… понимаешь, брат, некоторые считают, что ты противопоставил себя остальной Семье. Не являешься на Олимп. Не участвуешь в советах. И она может принять тебя, потому что посчитает…

…что я не одобряю и не поддерживаю ваших решений, между тем как мне просто нет до них дела. Да, это может сработать.

– Она примет тебя, – заключил Зевс тихо, и по тому, как дернулись его губы, видно было: Громовержец недоговаривает. – И есть еще причина. Из нас всех только ты… я слышал, в прежние времена ты читал по глазам, без слов. Я хочу, чтобы ты заглянул ей в глаза. И увидел, что она собирается делать.

Сказать «ладно» у меня не повернулся язык. Такое может сказать – брат.

Ты великий Владыка, Зевс. Отменный стратег. Неповторимый дальновидец.

Ты правитель, каким мне не быть никогда.

– Я выполню твое повеление, Эгидодержец, – прозвучал ответ не брата, но подданного.

* * *

Черепаха неспешно волочила тело по траве – похожая на усталого воина, состарившегося в бесконечных боях. Панцирь отколот сбоку, исцарапан ударами невидимых копий, шея – в морщинах, сам чуть ползет, но все-таки куда-то и зачем-то ползет, глядя гноящимися глазками. Земля вокруг содрогается, а маленький коричневый воин все продвигается вперед – и не такое видали!

Когда на землю упала тень, черепаха нырнула в панцирь. Тень приблизилась.

Огромная, грязная и волосатая ступня раздавила черепаху как яйцо.

– Я сказал тебе – уходи прочь! Мать никого не хочет видеть.

Суковатая дубина разодрала вечерний воздух рядом с моим левым виском – не ударил все же, поостерегся.

Как там зовут этого великана – Антей?

Туша нависла, качнулась, обдала острым запахом пота, овчины и прокислого вина. В бороде у стража застряли пучки зелени и куски лепешек – я оторвал его от ужина.

Пальцы сжимали двузубец – тщетно. Нельзя идти на встречу с Геей, перешагивая через труп ее сына.

Особенно после того, как она лишилась Тифона.

Колесница Гелиоса медленно сползала за край горизонта, навстречу ей поднималась томная Эос в вечернем наряде – сегодня она, будто в насмешку, решила вырядиться в огонь и кровь.

– Пусть великая Гея сама откажет мне во встрече. Клянусь, я не посмею ее тревожить.

Хрустнул черепаший панцирь, когда великан затоптался, оставляя вмятины в черной, жирной, плодородной почве – масло можно из нее давить. Антею хотелось обратно, на свой благословенный пост, где догорал костер и остывала, исходя в небо ароматами, туша барашка. У костра лежали три волкодава – здоровые, вислоухие. С каждой минутой волкодавы ухитрялись лежать ближе к барашку, так неровен час и вовсе уволокут, а тут нанесло всяких…