Судьба моя сгорела между строк - [5]

— У пей ли фу синь линь! — и так далее. Фокусник выпустил на свободу желтую птичку, что было очень хорошо с его стороны. Птичка недолго думая распочковалась у него над головой. Их стало шесть. Он помахал на птичек веером, переловил и спрятал в карман, чтобы они не пропали. Потом проглотил свой собственный кухонный нож, собрал чашки, свернул волшебный коврик, получил от мамы пятнадцатикопеечник, два медных пятака, серебряный пятачок, позвенел ими и съел все монеты до одной. Видно, он кормился особенно, по-китайски. За это мама дала ему еще гривенник, и китайский фокусник ушел.

В сад с газетой в руках вышел отец и сказал:

— Дети, слушайте! Опубликована таблица. На билет номер тысяча выпал выигрыш в тысячу рублей.

Я пойду получу его. Что купить вам в подарок?

Брат сказал:

— Папа, купи мне, пожалуйста, велосипед.

— И мне велосипед! — сказал я.

Не прошло и года как отец возвратился с двумя одинаковыми велосипедами «Дукс» на шинах красного цвета марки «Денлоп». Мой был только чуть поменьше, брат ведь был старше меня на три с половиной года. Мы сели на велосипеды и начали кататься по дорожкам. Мы ездили очень ловко и быстро, даже выписывали вавилоны в виде букв О, В, Ф и цифр 8 и 9. Потом в сад вышла мама и отняла у нас велосипеды за то, что мы якобы ездили по крыше дома и железо так грохотало, что мама не могла читать роман Тургенева «Нездешние доходы». Но это ей показалось, мы и не думали ездить по крыше.

Не теряя времени понапрасну, мама заставила нас учить уроки. Сначала я задолбил стихи «Духовкой жадною томим». В географии было написано, чем знаменита Ява и чем — Яффа, а я прочел совсем другое, чепуху какую-то, географию пришлось переучивать.

С таблицей умножения я тоже бился бы долго — уж очень мне мешали пузыри в оконном стекле, то стягивались, то растягивались, — но зубрить таблицу долго не пришлось, я заметил в ней систему и сразу запомнил, что

5 х 5 = 25

6 х 6 = 36

7 х 7 = 47

8 х 8 = 58

9 х 9 = 69

Как только я выучил это, вернулся домой отец и сказал, что его таблица наврала, он ничего не выиграл — номер не совпал — и поэтому нет нам никаких велосипедов.

А вы говорите — чудес на свете не бывает.

* * *

Оба дяди Арсения, Александр Васильевич Гусев и Владимир Дмитриевич Ильин, мужья его теток, были полковниками. Гусев преподавал в Елисаветградском кавалерийском училище (до 1902 года — Елисаветградское кавалерийское юнкерское училище). Начальником училища был генерал-майор Александр Васильевич Самсонов. С этого поста Самсонов ушел в 1904 году, затем участвовал в русско-японской войне. В промежутке между двумя войнами 1905 и 1914 годов бывал в Елисаветграде, где жила его семья. Генерал Самсонов был знаком с Тарковскими, и его гибель во время Первой мировой войны потрясла их семью, так же, как и всю Россию.

«Тогда еще не воевали с Германией…»

Тогда еще не воевали с Германией,

Тринадцатый год был еще в середине,

Неведеньем в доме болели, как манией,

Как жаждой три пальмы в песчаной пустыне.

матери пахло спиртовкой, фиалкою,

Лиловой накидкой в шкафу, на распялке;

Все детство мое, по-блаженному жалкое,

В горящей спиртовке и пармской фиалке.

Зато у отца, как в Сибири у ссыльного,

Был плед Гарибальди и Герцен под локтем.

Ванилью тянуло от города пыльного,

От пригорода — конским потом и дегтем.

Казалось, что этого дома хозяева

Навечно в своей довоенной Европе,

Что не было, нет и не будет Сараева,

И где они, эти Мазурские топи?..

1966

В стихотворении нет ничего случайного. Здесь и сыновья тоска по матери, и драматическая история отца-народовольца, пять лет проведшего в сибирской ссылке, и герценский «Колокол» — любимое чтение отца (много позже Арсений Александрович приобретет все переизданные номера этого журнала).

Знаменательный 1913 год, последний спокойный год для всей Российской империи и для одной ее маленькой ячейки — семьи Тарковских. Брату Вале — десять лет. Он — уже серьезный человек, ученик коммерческого училища, шестилетний Асик — еще даже не «приготовишка», станет им, наверное, в пятнадцатом году.

В интервью 1979 года Арсений Тарковский вспоминает: «Что касается поэзии, то поэтами моего детства были Лермонтов, Некрасов и, как ни неожиданно, Григорий Сковорода»[5].

Вероятно, именно тогда подарили Асику книгу стихотворений Лермонтова.

«Я не помню, кем был издан иллюстрированный однотомник Лермонтова, подаренный мне в детстве ко дню рождения. Но я хорошо помню, какое сильное впечатление произвели на меня стихи и поэмы великого поэта»[6].

Вот откуда возникло в стихотворении Тарковского сравнение семейных болезней — «неведения» и безмятежности — с жаждущими пальмами из Аравийской пустыни. Оно перекликается со стихотворением Лермонтова — под ударами топора погибли «три гордые пальмы», занесен песками «гремучий ключ». Очень скоро, через год, начнется война, и кончится радостная детская жизнь Асика Тарковского…

Наступил ставший роковым 1914 год. Но пока еще идет мирная жизнь, и отец берет с собой младшего сына на поэтические вечера приехавших в их город поэтов К. Бальмонта, И. Северянина, Ф. Сологуба.

Собрав знакомым всем приветы

И запечатав их в конверт,

Мы в городе Елисаветы