Судьба моряка - [30]

Схватив стул, он опустил его что есть силы на голову матроса.

— Я тебе покажу, Шабо, сразу же родную мамочку вспомнишь.

Почувствовав свободу, Фавзия тут же обрушила на пьяницу поток грязных ругательств; Салех уклонился от удара дубины, которой замахнулся на него озверевший Шабо, потом оба оказались на полу. Таверна мигом опустела. Люди толпились у двери, на улице. Они опасались за Салеха. Все в порту знали, что Шабо убийца, ему ничего не стоит пустить в ход любое оружие в схватке с соперником. Однако и Салех прошел в портах неплохую школу, повидал немало таких, как Шабо. Он решил преподать Шабо хороший урок, проучить его по-своему, унизить перед всеми. Он верил в себя, в силу своих рук. Этими руками ему удалось однажды стереть надпись с турецкой монеты. Да и стойкости у него хватит, его не страшит даже смерть. Зубами он поднимал стул, а руками… Стульев в таверне хоть отбавляй, они разбросаны по всем углам. Шабо снова замахнулся дубинкой, Салех швырнул в него стул, стал бросать стулья один за другим, не давая Шабо поднять головы. Салех хотел приблизиться настолько, чтобы схватить Шабо своими железными руками. Маневр удался, Салех отнял у буяна дубину, отбросил ее, а затем ударом кулака в голову послал самого Шабо в угол. Тот упал, Салех мог бы бить его ногами сколько угодно, но он не стал делать этого. Когда Шабо растянулся во всю длину, Салех схватил его за шиворот и вышвырнул на улицу, молча вытер руки и попросил всех разойтись. Успокоившись, сказал Фавзии:

— Займись своим делом.

Спокойно и неторопливо Салех направился к реке, к судну, которое стояло на якоре неподалеку.

Шабо поднялся, портовики безуспешно пытались его удержать. Схватив железный прут, он с руганью побежал за Салехом на судно. Окруженный рабочими, Шабо орал:

— Пустите меня… Я убью его!

Все, кто был в порту, толкая друг друга, поспешили к судну. Стоящий на палубе капитан преградил путь Шабо, не подпуская его к Салеху. Но, изловчившись, Шабо все-таки сумел ударить Салеха по плечу. Прежде чем он успел опустить прут во второй раз, Салех вцепился в него, и на судне началась драка не на жизнь, а на смерть. Упав, они катались по палубе; в конце концов Салеху удалось оседлать противника. Схватив Шабо за голову, он стал бить ею о деревянный настил.

— Хватит, Салех, — кричал капитан, — смотри не убей его… Не марай руки об эту мразь!

И вдруг все остолбенели. Салех поднял Шабо над головой, и всем показалось, что он швырнет того о палубу и, конечно, убьет его. Но Салех подошел к борту и бросил хулигана в воду. Бросил — как кусок мяса, а следом швырнул железный прут, затем опять вытер руки, сел на мешок с пшеницей, лежащий на палубе, и принялся скручивать цигарку, дрожа от негодования.

Но бывало, когда он этого хотел, то сам охотился за женщинами, ловил их, завоевывал не словом, а делом. Пусть мужчина действует, а женщина пусть смотрит и восхищается. Красота дела, а не красота лица — вот в чем истина, с ее точки зрения, вот где капитал, вот что ценится в конце концов выше всего. Когда мужчина совершает что-либо и не стремится извлечь пользу из своего деяния, его благородство, его поступки, жесты манят к себе, неодолимо притягивают женщину.

Поступок Салеха доказал его мужество. Он совершил его во имя правды и справедливости, из уважения к женщине и к реке. Вот и все. Повернулся и ушел. После этого каждый раз, когда он приходил поесть в эту таверну, он оплачивал сполна свой обед. Он принимал внимание Фавзии, знаки ее искреннего уважения, сам же он никогда не делал ей ни малейших намеков ни словом, ни взглядом, ни оскорбительным жестом. Он отвергал зов желания, кипящего в ее крови, отвергал мягко, но решительно. Его влекло в иные края, тянуло в другую гавань — в собственный дом, в объятия жены, — но он никогда не говорил об этом вслух.

Он носил черные шаровары, пестрый пояс поверх рубашки без воротника, пиджак с разрезом сзади, обычную для моряка обувь, а в особых случаях надевал на голову феску цвета красного вина.

Свое бесстрашие он не любил проявлять в многочисленных драках на судах или в портах, которые случаются среди моряков постоянно. Он не только не любил говорить о них — испытывал к ним отвращение. Ему довелось проучить Шабо, но таких, как он знал, десятки. В Анатолии множество обездоленных, полно преступников, воров, в портах господствуют всякие банды. Он знает все это, умеет оценить обстановку, старается не вмешиваться в мелких случаях, таких, как этот, лишь бы его не трогали, не наступали, как он любил говорить, на мозоль. Остальное его не интересует. Он был по природе своей справедливым, всегда защищал слабого, ненавидел гнет, и все это из чисто человеческих побуждений, здорового отношения к жизни, не задумываясь над сущностью источников зла в этом мире. Он очень сожалел, что не умеет ни читать, ни писать. Свой жизненный опыт он черпал из всевозможных историй, которые случались вокруг, из того, что прочувствовал собственной шкурой. Господ он ненавидел, ненавидел с ранней юности. Еще на родине, в Латакии, он отлично понял, что собой представляет этот тип людей. Еще тогда он понял, что, действуя в одиночку, обрекаешь себя на неудачу, что только при поддержке своих друзей, моряков, можно выстоять и победить. Квартал он считал своим домом, любил его как свою семью. Защищая его от посягательств со стороны других кварталов, от нападений хулиганов, он был готов на все, даже на смерть. Поэтому в своем квартале его так ценили и уважали, поэтому с ним считались мужчины и из других кварталов.