Судьба, или жизнь дается человеку один раз… - [41]

Назавтра мы должны найти брод для перехода на правый берег и двинуться к базе, которая находилась на той стороне реки. Утром нас поднял шум реки. Где–то в верховьях прошел сильный дождь, небольшая речушка со спокойной прозрачной водой превратилась в бушующий мутный поток, по которому со стремительной скоростью неслись целые и сломанные деревья с устрашающе торчащими корнями. Грохот исходил от перекатываемых по дну камней. Соваться в реку и искать брод было бы полным безумием. Даже в самом «спокойном» месте поток сбил бы человека с ног мгновенно и повлек бы его за собой. Я переставил тент наподобие шалаша с двумя скатами крыши. На случай сильного дождя накрыл его ветками лиственницы и кедрового стланики. Шел третий день нашего ожидания. Продукты походили к концу, хотя мы и ели один раз в день. Но самым неприятным было приближение времени прилета вертолета для нашей эвакуации.

Вода заметно спадала, я обвязался веревкой, противоположный конец которой привязал к лиственнице, стоящей непосредственно у воды. Посоветовал Сарумовне держать веревку и попытаться меня вытащить, если меня собьет поток. Никаких возражений я не принимал. Была критическая ситуация. В таких обстоятельства я действую всегда одинаково, не раздумывая, никого не слушая, но всегда имея четкий план выхода из критической ситуации. В самом быстром месте мне было чуть выше колена, и я, опираясь на толстую жердь, устоял. В самом глубоком, но уже спокойном месте вода доходила почти до груди. Привязав веревку на противоположном берегу, я, держась за нее, благополучно вернулся обратно. Пускать мою полутораметровую спутницу в воду было смертельно опасно. Я сделал две ходки с грузом, перенес Сарумовну и почти выбился из сил. Осталось максимум три часа светлого времени. Чтобы дойти до базы нужен полный день с раннего утра до позднего вечера. Утром, съев целую банку сгущенки для пополнения сил, отправились в марш–бросок на базу. Дорога была длинная и муторная, приходилось переходить многочисленные разлившиеся ручьи, несколько часов мять ноги по кочковатому болоту. Небольшой перевал перед самой базой сил нам не прибавил. Наших якутских коллег на базе не было. Сил хватило переодеться, поставить большую палатку и попить чаю. Легли спать. Мы лежали поверх спальных мешков. Не спалось.

— Устала? — спросил я.

— Да сама вроде не очень. Ноги сильно болят.

— Ну, я сейчас их помассажирую и опять хоть беги.

— Твоими бы устами да мед пить.

Массаж ног начинается с легкого разминания стопы и пальцев, а по мере его продвижения вверх по ноге усиливается давление рук и амплитуда их движений. Массаж как–то незаметно перешел в легкое поглаживания ног выше и выше колена.

— Да ты искусник, — произнесла пободревшим голосом Сара, — ее дыхание и вздымающаяся полуобнаженная грудь выдавали какое–то волнение. Я посмотрел на нее. Чернющие глаза сверкали, отражая пламя свечи, губы подрагивали, готовые что–то вымолвить. Я решил их поцеловать для ее духовной поддержки. Член преступно зашевелился (откуда взялась сила), я мощно вошел в нее. Легкая дрожь прошла по ее телу, и оно полностью и страстно отдалась на волю искусителя. Мы мгновенно совершенно забыли, что спали в одной палатке два месяца, абсолютно не думая о том, что мы мужчина и женщина. Минут через 10–15 ее тело все сильнее прижималось ко мне, как бы приближая глубину влагалища к концу члена, стоны усиливались, ногти впились мне в спину. Мы ослабли в одну секунду. Через некоторое время, почти успокоившись, она трепетно обняла меня — Яшка, милый, — и нежно поцеловала. Я опять принялся за свое дело. За ночь мы еще четыре раза улетали в рай и два раза в холодную воду якутской речки. Утром Сара проснулась от нечаянного прикосновения к моему члену, который торчал слегка изогнутым колом. Она робко погладила его ладошкой, сладостно вспоминая прошедшую ночь. Я спал крепко, но был очень чуток, как охотник в засаде, чувствующий нутром каждый шорох, и всегда готовый к моментальному выстрелу в цель. Весь день, еще ночь и еще день мы выбегали из палатки, только чтобы остыть и смыть горячий пот. К вечеру Сара взмолилась — Яшенька, я смертельно хочу есть.

Кроме каши, я ничем не мог ее накормить. Не прошло и получаса, как я внес в палатку рассыпчатую кашу, благоухающую кубанским рисом и топленным вологодским маслом.

— Яшка, мне никогда в жизни не было так хорошо, и я никогда не ела ничего вкуснее.

Доев последние рисинки и облизав со смаком ложку, она добавила: — Дурашка, я думала, что такую непрекращающуюся любовь только писатели выдумывают в книжках, а оргазм и блаженство от него — это выдумки моих непутевых подруг.

— А как же одиннадцать лет замужества? — удивился я.

— Это было неинтересное, как бы обязательное занятие, редко больше одного раза в неделю, — грустно добавили она. Перед сном мы пару раз предались любовным утехам и сморились в мертвецком сне.

Утром мы переставили палатку на террасу на более сухое и высокое место. Упаковали всю коллекцию, убрали все коряги и крупные камни с площадки, где предполагалось принять вертолет. Приготовили консервированный борщ и гречневую кашу. Досыта наелись. До ночи терпения нам не хватило. Вечер и полночи палатка ходила ходуном. Иногда из нее выносились два голых тела, с визгом и хохотом летящие в холодную воду.