Судьба генерала - [158]

27 июня русская эскадра отплыла от берегов Босфора. Генерал Муравьёв возвращался в Россию со смешанным чувством. Он был рад возвращению, но одновременно с этим прежние печальные мысли овладевали им. Его ждёт впереди армейская рутина и одинокая казённая генеральская квартира, куда будет по вечерам возвращаться усталым и одиноким.

«Нет, надо обязательно поскорее забрать дочку, Наташеньку, из Петербурга… Но куда я её привезу? — сразу же задал он себе вопрос. — Ведь у меня ни кола ни двора. Надо опять дождаться очередного назначения, получить под командование дивизию или корпус и тогда уж забирать дочку».

Муравьёв стоял на капитанском мостике линейного корабля и пристально смотрел вдаль, где среди волн и туч на горизонте маячило его будущее. Каким оно будет? То, что трудным, в этом он был уверен, но ему хотелось и простого человеческого счастья. Николай Николаевич сжал губы и уверенно посмотрел вперёд — он добьётся и этого. Пока что не было цели, которой бы он не смог достичь. И генерал Муравьёв справился с этой задачей. Через год женился на Наталье Чернышевой, сестре своего друга декабриста Захара Чернышева, с которым служил на Кавказе. И через несколько лет он уже был отцом четырёх дочек. У старшей Наташеньки появились три сестрички. И, несмотря на скорую опалу царя, Муравьёв жил все эти годы счастливо, наслаждаясь семейным уютом и веря в то, что в трудный для России час о нём вспомнят. Ведь как говорил ещё его дядька, покойный премьер-майор славных екатерининских времён: «Кому же, как не нам, защищать свою Родину? Кроме нас некому!»

И вот наступил тяжёлый для России 1854 год, когда вся страна с волнением следила за судьбой осаждённого Севастополя. О старом генерале, конечно же, вспомнили и поручили ему самое трудное и опасное дело: защищать с имеющимися мизерными силами Кавказ. И Муравьёв взялся за новую сложную задачу решительно и смело, как делал это всегда. Служить, так не картавить!

Часть седьмая ПОСЛЕДНИЙ ТРИУМФ — ВЗЯТИЕ КАРСА

ГЛАВА 1

1

сень в 1855 году на Армянском нагорье в Восточной Анатолии наступила неожиданно холодная. В горных отрогах вокруг турецкого города Карса, окружённого тридцатипятитысячным русским войском, уже 28 августа выпал снег. Он, правда, быстро растаял, но с каждым днём становилось всё холоднее. С пасмурного, затянутого тучами неба часто накрапывал мелкий осенний дождь. Под стать погоде было и настроение в русском лагере. Три месяца жизни в поле, продуваемом всеми ветрами, особого энтузиазма в войсках не прибавят. А тут ещё в начале сентября объявилась в батальонах холера. Именно поэтому главнокомандующий русской армией, наместник Кавказа, генерал от инфантерии Муравьёв решил лично осмотреть лагерь и проверить, как выполняются его приказания о строительстве землянок, какие меры принимаются против распространения холеры и, вообще, чем дышит сейчас солдат.

Генерал вышел из своего домика, наскоро построенного из больших глыб необработанного камня и крытого соломой, и остановился рядом на пригорке. Под ногами хрустели ледком лужи. Высоко в небе летели на юг клинья перелётных птиц. Николай Николаевич осмотрел в подзорную трубу турецкую крепость и задумался.

Он вспомнил, как почти год назад в Петербурге ноябрьским туманным утром был срочно вызван в Зимний дворец. Царь ему объявил, что он направляется на Кавказ командующим корпусом и наместником края.

— Вы полностью свободны в своих действиях, генерал, но, бога ради, не просите у меня войск и денег! Вам необходимо справиться с возложенными на вас задачами теми средствами и теми войсками, кои у вас уже есть в наличии, — выпучив оловянные глаза, говорил Николай Павлович, стараясь не встречаться с новым командующим Отдельным Кавказским корпусом взглядом.

— Я хорошо понимаю положение нашего государства и не сложу оружия, пока хоть один вражеский солдат будет топтать своим сапогом землю Кавказа, — ответил решительно Муравьёв.

Он хорошо видел, как тяжело императору обращаться к опальному генералу, который провёл в отставке по вине злопамятного властителя России лучшие для службы годы. Ведь Муравьёв даже от царя не скрывал своего мнения, был независим и горд. Это-то больше всего ненавидел Николай Павлович в своих подчинённых, но делать было нечего. В докладной записке, прибывшей из Генерального штаба, значилось, что только Муравьёв полностью соответствует должности наместника Кавказа и главнокомандующего Отдельного Кавказского корпуса в военное время. Особо также отмечалось, что если этот генерал примет решение, то уже ничто не сможет ни на йоту отклонить его от предпринятых действий и он в высшей степени обладает способностью подчинять других людей своей воле. В прошлые годы царь просто бы отмахнулся от такой настойчивой рекомендации Генерального штаба, как это делал частенько, продвигая ему угодных, но сейчас все царские любимцы и блюдолизы, которым так упорно десятилетиями протежировал император, прилюдно опозорились, когда им пришлось из зал Зимнего дворца переходить на пыльные военные дороги. Паркетные генералы проиграли все сражения англо-французским союзникам в Крыму. И не случайно, что героическую оборону Севастополя организовали и возглавили не эти придворные шаркуны, а боевые адмиралы Корнилов и Нахимов. Уже к зиме 1854 года всем и в России, и в Европе стало совершенно ясно, что благодаря бездарному руководству и армией, и государством в целом со стороны прежде всего императора Николая Павловича и его камарильи огромная страна с мощными природными и человеческими ресурсами, с одной из самых больших армий в мире стоит на грани полного военного разгрома. Нависла угроза потерять почти всё Закавказье, Крым и многие земли на юге России, которые были присоединены блестящими победами Румянцева, Суворова, Кутузова в славные екатерининские времена.