Судьба человека. С любовью к жизни - [12]

После развода мы не виделись 20 лет. В 2017-м или 2018 году я приехал на гастроли в Курск, откуда родом Наталья. Я был уставший после перелетов. За 10 минут до начала спектакля я подошел к служебному входу театра, рядом проходила какая-то женщина с ребенком, я решил ее пропустить. И вдруг ее голос окликнул: «Сережа!» – я понял, что это была Наташа. Мы сели в гримерке, поговорили. Жизнь людей не меняет, может, только наши повадки, привычки немного видоизменяются. Я видел, что это она, хотя прошли годы.

С Викой Адельфиной, второй супругой, мы познакомились на вступительных экзаменах в театральный и учились на одном курсе. Она тогда с кем-то встречалась. Потом на третьем курсе мы вместе делали отрывки, репетировали, у нас все было ближе, ближе, ближе. Я не строил никаких планов в отношении Вики. Это произошло как-то странно – театральные репетиции, выпускные экзамены, когда все было занято, мы встречались уже после занятий. В десять часов я ходил на стройку пилить какие-то решетки, чтобы сделать декорацию, Вика помогала. Потом мы сделали отрывок, затем маленький спектакль. И вот этот спектакль затянулся на пятнадцать лет.

Наверное, мне всегда было тесно, потому что я любил учиться. До тридцати лет я жил в маленьком городе, не видел ничего. К тому возрасту, когда другие актеры уже сыграли главные роли, я только приехал в Москву. У нас с Викой уже была дочь Маша. Я тогда думал только об одном, что не хочу возвращаться в Воронеж, ведь если не получится, то на второй заход топлива уже не хватит. Да условия были, мягко говоря, не очень комфортные, дефолт 1998 года, у меня в кармане всего тысяча рублей, думал, что месяц как-то протяну. Но на машине сломались колодки, а новые, чтобы поехать обратно в Воронеж, стоили 980 рублей. Я купил их и подумал: «Такая удивительная жизнь, здесь так много соблазнов».

Спал в машине, в Серебряном Бору, где находилось общежитие актеров театра Маяковского, там был мой друг, однокурсник Слава Титов. Он меня и приютил, поселил в комнатке на чердаке, где сушили одежду. Я спал на матрасе, ел гречку, иногда ночью подходил к холодильнику и отрезал чуть-чуть от чужой колбасы – до сих пор не верю, что это со мной было. А потом меня нашел комендант общежития, выгнал, и я снова спал в машине. Каждое утро отряд милиции будил меня проверкой документов. И когда через месяц стало понятно, что нужно уезжать, Славка предложил мне халтуру. Он играл в спектакле вместе с тремя актерами и гастролировал по Московской области. Нужно было их отвозить на спектакль и обратно за тысячу рублей в день, а у меня бюджет тогда был тысяча в месяц. «Сколько? Сажаю всех!» Я согласился, возил их полгода, а параллельно ходил по театрам и смотрел, смотрел, смотрел.

Все, что в жизни происходит, делает нас сильнее, умнее либо лучше. Это все мне пригодилось, я знаю, как театр устроен с нуля. Так продолжалось четыре года. Помню из того периода, как я возвращался в Воронеж каждые выходные, дорогу до сих пор знаю наизусть. Иногда приезжал надолго, потому что в Москве не было работы. Я получал тысячу рублей, сметал все игрушки с трассы и привозил дочке, с каждым месяцем и годом квартира была уже ими забита, а ребенок рос, рос и рос. Мы не расставались с Викой, никто никого не бросал. Но покорение Москвы у нас было не вместе. Я благодарен Виктории, ведь не каждая женщина отпустит мужа в поход на пять лет. Когда надо было, Вика могла отдать и сделать все.

Я пробовал поступить в театр к Александру Александровичу Калягину, он тогда сказал, что у меня очень сильный говор: «Откуда вы, мальчик? Пусть это останется захадкой». Не верил, что останусь здесь, потому что не планировал этого. Я приехал в Москву не устраиваться в театры или быть актером, а хотел посмотреть спектакли с артистами, которых любил. Ходил во МХАТ, сидел на люстре на шестьдесят шестом ряду, и когда открывался занавес, я ощущал магию и величие настоящего хорошего театра. Играли Юрский, Калягин, Хазанов и другие. Конечно же, нельзя было представить, что когда-то я буду очень много работать, мне посчастливится быть с тем же Юрским на одной сцене.

Как-то зимой я все-таки устроился в театр к Калягину, который ко мне очень хорошо относился. Мне было негде жить, и Александр Александрович разрешил перекантоваться неделю в театре. Я уставал, потому что мне приходилось ждать, когда спектакль закончится, актеры придут в гримерку, сделают все свои дела, иногда это было очень долго, ведь московской богеме надо было обсудить свои творческие успехи. Они расходились, после этого я брал матрас, стелил прямо в гримерке и спал.

Потом мы решили перебраться с Викой и Машей в Москву. Сложили все вещи в машину, сели, поехали, и у нас лопнуло колесо за сто километров от города. В машине все наши вещи, маленький телевизор и что-то еще. Все это мы оставили на дороге и очень медленно поехали в Москву. Теперь в гримерке спали и Вика, и Маша.

Надо отдать должное Вике, она разрешила мне уехать и какое-то время воспитывала дочку одна. Мы так договорились, она поверила и сказала: «Давай, пробуй, если получится – заберешь нас, если нет – вернешься обратно». Попробовал, у меня получилось, все хорошо, и я их забрал в Москву, Маше было уже, наверное, лет шесть-семь. В первый класс она пошла здесь.