Судьба амазонки - [4]

Через мгновение он на великолепной кобыле, причине белой и чёрной зависти всего отряда, невесомо порхнул в сгущающийся мрак.

– Чувствую, не вернётся он. Зря ты его послал, – заметил белобрысый. – Ночью может себе и шею свернуть. Места чужие, незнакомые. Или лошадь покалечит.

Зигвард неодобрительно и насмешливо взглянул на говорившего.

– Поэтому я его послал, а не тебя, Фридберт. Кто-нибудь, останьтесь, помогите Берту костёр сторожить, а остальным – спать.

Командир отвернулся и тяжёлым шагом направился к своей палатке. Воины проворно разошлись, остались только двое. Хрупкий юноша прикусил губу и мрачно смотрел на костёр. В его почти детских глазах появилась непрошеная слеза. Свежий ли ветерок, дым ли от костра спровоцировали её появление? Любое объяснение подошло бы для скупых на сентиментальности или откровенно чёрствых друзей по оружию. Боль, которую многие шутя и не по злому умыслу причиняли несчастному парню, не была видна постороннему взору. Фридберт подбросил веток в огонь и, нахмурившись, смотрел на взметнувшееся пламя. Юноша хорошо понимал, что его обиды смешны, но легко ранимая душа не выносила несправедливости.

Давно, когда он был малышом, его деревню сожгли чужаки. Испуганного ребёнка, забившегося в угол, не заметили. Он остался жив и никому не нужен… Мальчишке посчастливилось прибиться к отряду Клеппа, и его из жалости оставили. Проку от него в военном деле было мало, но Берт (так прозвали парнишку воины) старательно выполнял несложную работу, был смекалист, безотказен и быстр. Подростковая нескладность, хрупкое строение и почти женские черты лица часто становились поводом как для дружеских насмешек, так и для прямых оскорблений. Он страдал, чувствуя себя чужим среди могучих воинов, самых отборных из всего войска герцога. Фридберт мечтал иметь такую же силу и хотел ловко управляться с оружием. Не раз паренёк пытался подражать окружению, но его потуги с треском проваливались под всеобщий хохот. Иногда такая «учёба» заканчивалась травмой. Клепп, видя страдания Фридберта, неожиданно взял его под своё крыло и, приглядевшись, заметил в нём тонкий ум, хорошую память и наблюдательность. Обострённая интуиция помогала мальчику делать верные выводы, основываясь на малозначительных событиях. Герцог посоветовал парню не распылять своих сил на труды, для которых не создали его боги, а попробовать найти себе занятие в соответствии с наклонностями. Так несостоявшийся воин был отправлен на воспитание к пришлым прорицателям. Ребёнок провёл несколько лет в молитвах неизвестному доселе божеству. В пещерах, где нашли приют иноземные мудрецы, было холодно и неуютно, но Фридберт оказался благодарным учеником. Духовная школа, которую он прошёл там, изменила полностью его внутренний мир. Неопытный отрок наконец нашёл своё призвание и всецело отдался ему. Вернувшись, он некоторое время скитался, пытаясь поделиться своими знаниями с людьми, за что был неоднократно бит. Берт не единожды чудом избегал смерти от рук разъярённых жрецов, коих пытался переубедить в споре о вере; но были и маленькие победы, ради которых стоило жить и бороться.

Дорога вновь свела Фридберта и Клеппа, и теперь вождь не отпускал от себя юношу, ища в его словах утешение для себя. Герцог обладал практичной житейской мудростью, но порой спрашивал совета у паренька, как у ровни, чем ужасно злил Зигварда. Верный друг не мог понять, что искренний, неиспорченный взгляд Берта на проблему помогал Клеппу разобраться во многих вопросах более всесторонне. Заматеревший в боях и интригах вождь нуждался в чистых помыслах юноши, как уставший путник в родниковой воде. Властный герцог, проведя большую часть жизни в походах, потерял то драгоценное время, которое мог бы посвятить своему образованию. Теперь этот пробел заполнял худенький белобрысый парень. Конечно, учиться Клепп не стал, но с удовольствием пользовался знаниями сироты. Герцог иногда обращался к юноше со своей любимой присказкой:

– А что у нас скажут «старцы»?

Это развлекало, забавляло и служило на пользу Клеппу, который был почти на двадцать лет старше своего «советника». Новая роль, которую стал играть Фридберт при дворе вождя, раздражала и некоторых воинов. Зигвард не раз пенял герцогу на правах друга:

– Зачем ты везде за собой таскаешь этого щенка? Нам приходится охранять не только тебя, но и его. Меч, который он прицепил, пугает только самого мальчишку.

– Охраняйте его, я сам о себе позабочусь, – с улыбкой отмахивался Клепп от своего помощника, а потом серьёзно добавлял: – Поверь, его светлая голова, не затуманенная хмелем, который постоянно бродит в мозгу моих воинов, может мне пригодиться. Я тебя прошу, не обижай его.

Однако Зигвард не унимался и пытался при всяком удобном случае зацепить самолюбие безответного паренька. А Берт, как назло, терпел. На обидные ухищрения заместителя герцога он часто не отвечал вовсе. Юноша лишь отходил, уперев взгляд в землю и прикусив губу. И хотя буря бушевала в его душе, внешне он был спокоен. Сирота хорошо усвоил уроки людей, нёсших свет новой веры в дикие дремучие земли. На смену разноголосице целого сонма самовлюблённых богов воздвигали они утверждение человеческого «я» в лучшей его части – той, что отличает род людской от звериного. За это Берт готов был безвинно пострадать и даже находил страдание и самоотречение приятными и приближающими его к небесам…