Судьба адмирала Колчака. 1917-1920 - [37]

признать Директорию как правительство России.

Это было нелегкое и не самое мудрое решение, однако оно принималось в той сфере, где решения давно назрели, были крайне необходимы, а выносились с огромным трудом. Черновик телеграммы с соответствующим заявлением стал шедевром в своем роде. Теперь министерство иностранных дел, все усилия которого пошли насмарку, оказалось в исходной точке. Неудивительно, что в его комментариях звучали уныние, раздражение и тревога.

Тем временем в Омске британцы все глубже влезали во внутреннюю политику России, но ни один из их методов или мотивов нельзя назвать бесчестным. Они пытались спасти жизнь четырех человек, которые были арестованы и которых по установившемуся в Сибире порядку ждало то, что впоследствии стало известно как «перевод в иртышскую республику». Омск стоит на Иртыше, и на местном жаргоне это означало, что человека убили, а труп спустили в прорубь. Нилсон и Уорд замучили власти расспросами о судьбе пленников Красильникова, не получили никаких ответов и 19 ноября написали напрямую верховному правителю. «Моя страна, – указывал Уорд, – крайне обеспокоена тем, что эти политические заключенные могут пострадать без суда и следствия». Уорд узнал, что все четверо будут заколоты штыками «ночью, так как стрельба может привлечь внимание».

Все разрешилось быстрее и счастливее, чем могло бы в то время в Сибири. Пленники получили деньги и подписали обязательства уехать за границу и отказаться от дальнейшей политической деятельности. Хорвату послали телеграммы с просьбой организовать проезд освобожденных через Маньчжурию. Во Владивосток собирался отряд больных солдат из Мидлсекского полка, им и поручили сопровождение бывших политиков. Колчак лично инструктировал молодого британского офицера: «Если будет попытка с целью нападения на них или, наоборот, с целью освобождения их, тогда действовать оружием без всяких разговоров».

Этот эпизод в новом свете представляет происходящее в Сибири. Четверых известных людей похитили; двое из них занимали самые высокие властные посты. Их похитителей не тронули, зато их самих могли лишить жизни. Обеспечить их безопасность при переезде, то есть спасти, можно было, лишь поручив их иностранцам. Верховному главнокомандующему всеми сухопутными и морскими силами России пришлось положиться на дюжину британских больных солдат под командованием младшего офицера.

Поезд, в котором четверку везли в ссылку, не останавливали в больших городах. Изгнанники без происшествий достигли Маньчжурии и в конце концов оказались в Париже. Таким образом, правление Колчака началось как будто с акта милосердия, хотя вряд ли можно назвать актом милосердия неудавшуюся казнь четырех безвредных политиков, которым даже не было предъявлено никаких обвинений. Меры, принятые верховным правителем для сохранения их жизни, диктовались скорее соображениями целесообразности, чем человечностью. Он писал жене, что только защита иностранных миссий спасла их. Писал с сожалением. Колчак был жестоким человеком.

Глава 11 Авгиевы конюшни

Приход Колчака к власти в Сибири восприняли по-разному. Провинциальные чиновники и военачальники засыпали его телеграммами с поздравлениями и клятвами в верности, однако от социал-революционеров Уфы и Екатеринбурга приходили страстные обвинения. Генерал Болдырев, благоразумно окруживший себя охраной из пятидесяти двух офицеров, вернулся в Омск, в личной беседе с верховным правителем выразил неодобрение и получил совет уехать в Японию. Чешские политические лидеры разразились заявлением с туманными угрозами относительно того, что они считали «незакончившимся кризисом», и в скверном настроении засели в своей палатке.

Семенов, как можно было ожидать, прислал две телеграммы с протестами, причем во второй пригрозил основать независимое государство в Забайкалье. Колчак незамедлительно ответил телеграммой, в которой в грубых выражениях освободил Семенова от командования. Тогда атаман нарушил телеграфное сообщение между Омском и Владивостоком, и в течение нескольких дней все донесения вынужденно посылали через Монголию. От карательной экспедиции против Семенова пришлось отказаться, когда японцы передали, что, если понадобится, они окажут своему протеже военную помощь. Только через несколько недель нормальные отношения – то есть не явная, а скрытая вражда – были восстановлены между Омском и Читой, где находился штаб атамана.

Тем временем белые начали наступление, подготовленное еще до государственного переворота, и в конце декабря вошли в Пермь. Было захвачено много пленных и ценной добычи, однако, по весьма авторитетному мнению, этот успех лишил сибирскую стратегию сбалансированности. Падение Перми, казалось, открыло дорогу на Вятку, Котлас и Двину и таким образом привнесло в планы соединение с войсками Антанты, базировавшимися в Архангельске. Такой возможности те, кто составлял планы в Лондоне, давно ждали.

На самом деле возможность была призрачной. Наступление на Котлас привело бы сибирские армии, которые и так уже плохо снабжались, в малонаселенный регион, где снабжение вообще почти прекратилось бы, где была отвратительная связь и такие же условия для военных операций. Генерал Айронсайд, командовавший войсками в Архангельске, предвидел, что до долгожданной встречи у сибирских армий иссякнут все припасы и его собственные армии окажутся не в лучшем состоянии. Колчак поступил бы гораздо благоразумнее, если бы сосредоточил основные усилия на своем левом фланге, к югу от Транссибирской магистрали, и направился через относительно хорошо населенную и освоенную территорию к Деникину, расширяющему подконтрольные ему земли. А так успех белых на севере нейтрализовался поражением на юге, где 5-я армия красных оккупировала Уфу, а казаков Дутова с позором изгнали из Оренбурга.