Суд над судом - [125]

Зеликсон-Бобровская находит еще, что в реферате умалена роль товарища Сталина, о котором ничего не говорится.

Вот и все, что она мне сказала. Учтите все это при выступлении.

С приветом Фаро».

Одно обстоятельство требовало незамедлительного уточнения. Дело в том, что официального документа о смерти Богдана Мирзаджановича Кнунянца в природе не существует. И никогда не существовало. Умер Сумбат Маркаров. Документы о смерти оформлены на его имя. Рассказы очевидцев о похоронах Богдана Кнунянца весьма противоречивы, иногда даже взаимоисключающи.

С самого приезда Богдана в Баку Мелик Меликян (Дедушка) и Степан Шаумян настаивали на его отъезде из Баку. Может, он послушался и уехал?

Уже в июне 1910 года бакинская охранка доносила по инстанциям, что «Богдан Кнунянц живет в Баку под чужой фамилией». Его искали. В августе 1910 года с помощью сослуживцев пытались установить личность С. А. Маркарова (Маркаряна), показывая им фотографии Б. М. Кнунянца. Из этого ничего не вышло. Сослуживцы не выдали.

Выдал Мисак Саркисян, завсегдатай литературно-художественного кружка, друг Зенина.

«1911 года мая 8 дня в гор. Баку. Я, начальник Бакинского жандармского управления полковник Минкевич, рассмотрев произведенную в порядке положения о государственной охране переписку об обследовании степени политической благонадежности бухгалтера Биби-Эйбатского нефтяного общества Сумбата Александровича Маркарова и служащего в Бакинском отделении Русско-Азиатского банка Николая Ивановича Секкерина, которые по установке их личностей оказались: первый — крестьянином Шушинского уезда Елизаветпольской губернии Богданом Мирзаджановым Кнунянцем, а второй — курским мещанином Семеном Лазаревичем Вайнштейном, нашел:

1. Начальник Бакинского охранного отделения запиской от 20 сентября 1910 года за № 4118 донес преднаместнику моему по должности начальнику Бакинского жандармского управления, что, по сведениям агентуры, бухгалтером Биби-Эйбатского нефтепромышленного общества состоит разыскиваемый циркуляром департамента полиции от 31 августа 1907 г. за № 150037/14 Богдан Кнунянц, именующий себя Сумбатом Александровичем Маркаровым. Впоследствии запиской от 7 октября за № 4227 начальник того же охранного отделения донее тому же моему преднаместнику, что в одной квартире с Сумбатом Александровичем Маркаровым проживал окончивший Харьковский университет Николай Иванов Секкерин — бывший член Совета рабочих депутатов.

Произведенным обыском в квартирах названных лиц ничего указывающего на преступную их деятельность обнаружено не было и лишь в числе литературы, взятой у Маркарова, обнаружено несколько произведений печати (каждое в одном экземпляре), хотя и относящихся к вопросам социал-демократии, но не указанных в алфавитном указателе по книгам и брошюрам, арест на которые утвержден судебными установлениями.

2. Маркаров на допросе показал, что зовут его Сумбатом Александровичем, имеет от роду 31 год, вероисповедания армяно-грегорианского, приписан к обществу мещан города Шуши. К дознаниям не привлекался, за границей не был, холост, родители умерли, а брат Хачатур и сестра Сарра проживают в Красноводске, что служит он, Маркаров, бухгалтером Биби-Эйбатского нефтяного общества и известен директору промыслов Александру Ивановичу Манчо и его помощнику Владимиру Николаевичу Делову…»

Такое имелось донесение. И много других подобных. Делом Маркарова интересовались жандармские управления Баку, Тифлиса, Петербурга, канцелярии наместника по Кавказу.

До окончательного выяснения дела Сумбат Маркаров заразился брюшным тифом и 14 мая 1911 года скончался от паралича сердца в тюремной больнице. Лечил больного, по его настоятельной просьбе, Тигран Исаханян — тот самый Тигран Исаханян, в московской квартире которого останавливалась бабушка, приезжавшая из Петербурга навестить брата, сидевшего в Таганской тюрьме. От него бабушка и знает о причинах посмертного опубликования статей Богдана в «Нашей заре».

Среди вещей умершего наибольшую ценность представляло серебряное портмоне, на верхней крышке которого были выгравированы сплетенные буквы «Б» и «Е». Портмоне было передано лечащему врачу заключенного Т. В. Исаханяну. Серебро потускнело, кое-где образовались темные пятна. В одном месте поверхность казалась чуть более светлой — видимо, последний владелец портмоне пытался чистить его то ли сукном, то ли каким-то порошком, имевшим, скорее всего, органическое происхождение.

Как следует из воспоминаний лечащего врача, больной был очень слаб. По ночам его мучали нестерпимые головные боли, а в последние дни — и днем. Он непрестанно требовал, чтобы ему давали порошки, которые несколько облегчали страдания. Боль утихала, но потом вспыхивала с новой силой. Лечащий врач оставлял на день не более четырех порошков, опасаясь, что большее их число повредит больному.

В ночь с 13 на 14 мая больной остался без лекарства. Вопреки совету врача, он проглотил порошки днем, мучимый сильными болями во всем теле. Температура была очень высокой. Врач беспокоился за сердце больного, который часто терял сознание, впадая в изнурительный бред. Назойливые видения сводили его с ума. Приходя в себя, он с трудом дотягивался до стакана с водой, последним усилием ставил стакан на место и снова проваливался во что-то темное и бесконечное.