Суд идет. О судебных процессах прошлого: от античности до новейшей истории - [38]

«…НА УСМОТРЕНИЕ СУДА»

Председательствовал в суде семидесятилетний сэр Уолтер Хадделстон, опытнейший юрист, всю жизнь занимавшийся флотскими делами. Убежденный противник того, что крайняя необходимость позволяет совершить убийство, он был полон решимости не дать делу развалиться или закончиться оправдательным вердиктом. Подсудимых защищал искушенный адвокат Артур Коллинз, средства для оплаты его услуг были собраны по подписке. Он был готов последовательно отстаивать невиновность подзащитных и блестяще провел свою часть допроса ключевого свидетеля. Адвокат не стал ставить под сомнение то, что Брукс выступал против убийства, но вынудил его признать, что позже он участвовал в поедании останков Паркера, что положение находившихся в лодке было критическим и что при отказе от каннибализма гибель его и его товарищей по несчастью была бы неизбежной. Судя по всему, линия защиты произвела на присяжных должное впечатление, но судья фактически выбил оружие из рук Коллинза, надавив на присяжных и, по сути, вынудив их вынести так называемый «особый вердикт», чрезвычайно редкий в британской судебной практике. В подобном решении присяжные констатируют фактические обстоятельства дела, но решение вопроса о виновности подсудимого перепоручают суду. В данном случае вердикт гласил: «…но в отношении того, являются ли задержанные виновными в убийстве, присяжным это неведомо, и они передают этот вопрос на усмотрение суда». Теперь окончательное решение по делу должен был принять специальный расширенный состав суда.

В декабре к рассмотрению дела приступило отделение Суда Королевской скамьи. По-прежнему осуществлявший защиту подсудимых Коллинз привел многочисленные аргументы в пользу того, что убийство может быть оправдано, если оно совершено для спасения жизни многих. Однако суд счел, что в данном случае должны превалировать не соображения целесообразности, а вопросы этики. В его решении, в частности, утверждалось: «В обычном случае спасти свою жизнь составляет долг каждого, но бывает так, что очевидный и высший долг – принести ее в жертву. Во время войны бывает множество ситуаций, когда долг человека – умереть, а не выжить. В случае кораблекрушения таков долг капитана перед его командой, команды – перед пассажирами, солдат – перед женщинами и детьми… Этот долг накладывает на мужчин моральную обязанность не сохранения своей жизни, но жертвования ею, и от нее как ранее не уклонялись, так и в будущем да не уклонятся мужчины ни в одной стране, и в первую очередь, надеемся, в Англии».

Суд Королевской скамьи был одной из трех частей так называемых Вестминстерских судов (наряду с Судом общих тяжб и Судом Казначейства), зародившихся еще в XII веке при Генрихе II для ограничения судебных прерогатив крупных феодалов в пользу королевской власти. Судьи назначались королем. Незадолго до описываемых событий Вестминстерские суды вошли в состав Высокого суда правосудия.

При обвинительном вердикте тогдашний британский закон не оставлял убийцам шанса на спасение: Дадли и Стивенс были приговорены к смертной казни. Однако суд счел необходимым в своем решении рекомендовать королеве, за которой оставалось последнее слово, смягчить наказание. После консультаций с коллегами министр внутренних дел Харкорт, чье мнение для королевы Виктории было в подобных вопросах определяющим, высказался в пользу шести месяцев тюремного заключения. 20 мая 1885 года, проведя в камере в общей сложности около семи месяцев, осужденные вышли на свободу.

Последующая судьба экипажа «Резеды» нам в точности не известна. Дадли вроде бы уехал в Австралию и всю жизнь посылал деньги родственникам Паркера. Стивенс, как утверждали газеты, сошел с ума, Брукс спился. Дело «Королева против Дадли и Стивенса», установив, что предумышленное убийство не может быть оправдано состоянием крайней необходимости, стало важнейшим прецедентом в английском праве. Он по сей день сохраняет свое юридическое значение.

17. «…Добыли кровь для общей жертвы» (Дело «мултанских вотяков», Российская империя, 1892–1896 годы)

В далеком 1895 году одиннадцатилетняя гимназистка Александра Выгодская, впоследствии Бруштейн, на всю жизнь запомнит впечатление от прочитанного вместе с подругой газетного репортажа Владимира Короленко: «Я сидел рядом с подсудимыми. Мне было тяжело смотреть на них, и вместе с тем я не мог смотреть в другую сторону. Прямо на меня глядел Василий Кузнецов, молодой еще человек, с черными выразительными глазами, с тонкими и довольно интеллигентными чертами лица… В его лице я прочитал выражение как будто вопроса и смертной тоски. Мне кажется, такое выражение должно быть у человека, попавшего под поезд, еще живого, но чувствующего себя уже мертвым.

Вероятно, он заметил в моих глазах выражение сочувствия, и его побледневшие губы зашевелились… Он закрыл лицо руками.

– Дети, дети! – вскрикнул он, и глухое рыдание прорвалось внезапно из-за этих бледных рук, закрывших еще более бледное лицо…

…В углу, за решеткой, за которой помещались подсудимые, стоял восьмидесятилетний старик Акмар, со слезящимися глазами, с трясущейся жидкой бородой, седой, сгорбленный и дряхлый. Его старческая рука опиралась на барьер, голова тряслась, и губы шамкали что-то. Он обращался к публике с какой-то речью.