Субстанция нигра - [4]

— Так ставить вопрос нельзя, — заявила Таня. — Прежде чем говорить о следствиях, мы обязаны изучить причину.

— Причина ясна, — сказал Резницкий, — Голод.

— Борьба за существование, — уточнила Таня. — Мы наблюдаем ее в классически чистом виде, свободном от всяческих напластований.

— Не думаю, — сказал Новиков. — В твоем классическом уравнении есть неизвестная величина — Большой Центр. Мы пока не знаем его намерений. Это сугубо логическая машина. Отключив блок питания, Центр руководствовался какой-то логической посылкой.

— Возможно, не спорю. Но объективная логика событий в общем-то ясна. Перед нами первобытное стадо. Поступки аборигенов стимулирует голод. — Сергей Сергеевич совершенно прав. Пока что они берут от природы то, что она дает им в готовом виде, — земляные орехи. Господствует право сильного: мы видели, как вожак отнимает пищу у слабых. Слабые разобщены, забиты, запуганы. Но сами объективные условия заставят их в конце концов объединиться. История ранних цивилизаций утверждает, что общество, как социальная категория, возникает из общности труда и борьбы в процессе производства материальных благ.

— Но эти еще не научились производить, Таня. Они научились только убивать.

— Не совсем верно. Ты видел, какие запасы орехов у вожака в этой… в бывшей мастерской роботов — кажется, так вы называли этот грязный хлев.

— Запасы, которые сам он не в состоянии сожрать, — это, по-твоему, производство?

— В потенциальном виде, Алеша. Излишки пищи у одной стороны и нехватка у другой — могучий стимул развития. Кроме того, мы видели, как вожак стоит у входа в свой хлев и затачивает железку на турникете.

— Это не железка, а манипулятор покойного робота.

— Во всяком случае — орудие.

— Оружие, — поправил Новиков.

— Да, сегодня — оружие, но с течением времени оно может стать и орудием труда. Таков всеобщий путь прогресса.

— Путь прогресса, — тоскливо повторил Новиков. — Кровавые драки, вражда… Без крови, выходит, просто не обойтись?

— Ты меня удивляешь, Алеша. Такое впечатление, будто ты никогда не заглядывал в школьный курс истории.

Новиков промолчал. Историю он, конечно, в школе проходил.

История! Рабство, тюрьмы, героические бунты голодных. И опять рабство, опять голод. Ожесточенная, из века в век, борьба. Дымящиеся от крови плахи. Вытоптанные конницей поля. Оголтелая погоня за наживой, богатством. Накопление, накопление, жадные руки, готовые душить, грабастают золото, и золото отсвечивает кровью. Мечтатели бросают в человеческие души первые семена справедливости. Проходит время — и прекрасная мечта о Коммуне становится наукой. «Кипит наш разум возмущенный…». Разум! Теперь голодных и рабов ведут в смертный бой сознательные борцы. Но еще долог и тернист путь к всеобщему братству людей, к царству справедливости и равных возможностей, к Всемирной Коммуне. Через войны, через горные хребты невежества. и стяжательства, сквозь гигантскую битву с фашизмом пролегает этот путь. «Это есть наш последний и решительный…»

Путь прогресса…

Новиков смотрит на невозмутимое и прекрасное лицо Тани Макаровой, специалиста по истории ранних цивилизаций. Неторопливыми, точными движениями намазывает она высокопитательную пасту на высококалорийный белковый брикет. Сколько же веков, нет, тысячелетий, понадобилось, чтобы создать такой вот сплав человеческой красоты и душевного равновесия… такой неколебимой уверенности…

— Почему вы ничего не едите, Сергей Сергеевич? — спрашивает Таня.

Но ведь эти, аборигены, не животные, продолжает размышлять Новиков. Они не виноваты в том, что они — такие. Страшно себе представить, какой долгий, безмерно долгий путь им предстоит…

— Налить вам витаколу, Сергей Сергеевич? — спрашивает Таня.

Не надо было мне соглашаться на участие в экспедиции. На Земле

полно интересных проблем. Сидел бы сейчас с ребятами в лаборатории над очередной моделью аккумулятора тау-частиц. Ему, Новикову, уже под сорок. Не первая молодость. Уже нельзя разбрасываться годами… У него Марта и Витька. У него большая работа, не доведенная до конца. Что ему до злосчастного населения этой планеты, затерянной в Пространстве?..

Резницкий пристально смотрит в окно вездехода на фиолетовые заросли.

— Там что-то происходит, — говорит он. — Довольно завтракать… Пошли.

* * *

Вожак пожирал яйцо. С острой палкой в руке, с мордой, выпачканной желтком, он был страшен. У его ног лежали в траве еще несколько крупных серых яиц. Шестеро других аборигенов столпились вокруг него, видимо, тоже желая принять участие в пиршестве, но Вожак не подпускал их к своей, добыче. Один из аборигенов подкрался сзади, схватил яйцо и неуклюже побежал, топча кусты. Остальные заверещали, завизжали. Вожак погнался за похитителем (кажется, это была самка), и тотчас яйца, оставшиеся в траве, оказались в руках других аборигенов, и там началась драка.

Вожак догонял самку, он уже замахнулся своим копьем, чтобы нанести удар, — и тут наперерез выбежала Таня Макарова.

Она не слышала, что ей кричали Новиков и Резницкий, — она бегала быстрее и раньше оказалась на месте. Сходу, не раздумывая, налетела она на Вожака, рискуя напороться на копье, и ударила его по чешуйчатой морде.