Субмарины-самоубийцы - [77]

Вечером, когда лодка поднялась на поверхность, чтобы зарядить аккумуляторы, мы вчетвером собрались на палубе у рубки, чтобы покурить.

— Ну вот, опять весь день впустую! — сказал Синкаи. — Мы на месте, совершенно готовы, а врага нет как не было!

— Ладно, не переживай, — бросил ему Ямагути. — Возможно, нам устроят еще одни проводы. Я бы не отказался от такого пива.

Как мне кажется, Ямагути мог бы в одиночку выпить все пиво, какое только нашлось на подводной лодке, если бы ему позволили это сделать. Он явно был неравнодушен к алкоголю. Мне как-то пришлось наблюдать, как он до последней капли опустошил бутыль сакэ емкостью по крайней мере в половину галлона, что внешне почти не отразилось на нем — лишь его и без того красное лицо стало немного краснее. На следующее утро после проводов на базе Хикари нашей предыдущей группы «Татара» он выглядел как ни в чем не бывало, хотя, я уверен, он выпил сакэ больше, чем два любых человека в ходе этого мероприятия. Лишь за неделю до нашего выхода на задание мы смогли наблюдать, как выпитое оказывает на него какое-то действие, хотя и не особенно заметное. Но в тот раз внешним признаком такого действия оказалась сигарета. «Приняв на грудь» изрядное количество сакэ, он с отсутствующим взглядом взял сигарету зажженным концом в рот и держал ее так несколько секунд, пока не сообразил, что же это жжет ему губы.

— Что ж, Ямагути, — поддразнивали мы его, когда он несколько дней залечивал довольно серьезный ожог, — тебе теперь придется перестать либо пить, либо курить. Ты явно не можешь делать то и другое одновременно.

Тогда он ответил нам так же, как и мы все отвечали остальным в последние дни нашей подготовки.

— Какое это имеет значение? — сказал тогда он. — Все равно я вскоре избавлюсь от всех своих дурных привычек!

Пока мы докуривали сигареты, с мостика рубки спустился капитан брита. Фурукава, самый несдержанный из нас, заговорил с ним.

— Я думал, что уж сегодня нам точно придется встретиться с врагом, господин лейтенант.

Остановленный этим вопросом, капитан даже слегка подался назад. Но его ответ прозвучал вполне доброжелательно, хотя он прекрасно понял скрытый в вопросе подтекст.

— Время у нас есть, старшина Фурукава, — произнес он. — Я говорил вам, что на этом маршруте будет много вражеских кораблей. Вы можете мне верить, что мы их обнаружим. Пока что отдыхайте. Наш час наступит. — С этими словами он исчез в люке.

Отдыхать? Сейчас? В нас нарастала злость на врага. На просторах Тихого океана у него сейчас были тысячи кораблей. Где же все они скрывались?

Следующий день, 29 апреля, был праздничным — днем рождения нашего императора. Ровно в полдень, получив от штурмана лодки точное направление, вся команда на минуту прекратила все работы и склонилась в поклоне в сторону Токио, отдавая этим дань уважения нашему правителю. Японцы вообще часто кланяются друг другу — приветствуя, прощаясь, в знак уважения. В таких случаях, однако, делается лишь небольшой поклон. Другой, глубокий поклон, когда человек складывается едва ли не пополам, осуществляется лишь в ходе какой-либо церемонии. Именно такой поклон мы и совершили, обратив свои взоры в сторону императорского дворца. Экипажи кораблей, находившихся в акватории Внутреннего моря, сделали то же самое, поклонившись в направлении Токио или Исэ, где расположен храм богини солнца Аматэрасу, от которой пошла императорская династия.

После обеда я коротал время в кают-компании за игрой в карты со старшим механиком лодки лейтенантом Тамару. Убив таким образом около двух часов, я затем решил прекратить игру.

— Пожалуй, с меня хватит, господин лейтенант, — сказал я. — Мне надоело выигрывать.

Он со смехом ответил:

— Ты сегодня в ударе, Ёкота. Наверное, потому, что вы все на взводе. В таком состоянии у человека все чувства и возможности обострены. Вы рветесь в бой, настроены на победу, вот ты и выигрываешь.

Возможно, это было правдой, и я именно поэтому играл особенно хорошо, хотя сам так не думал. Я подозревал, что лейтенант Тамару подыгрывал мне, поскольку это могла быть последняя карточная игра в моей жизни, и он хотел поддержать мой боевой настрой. Хотя и ненамного старше меня самого, он был очень начитан, чего трудно было ожидать от человека в его возрасте. У него была также склонность к журналистике. Кроме своих основных служебных обязанностей, он еще редактировал и издавал стенную газету подводной лодки И-47 под названием «Подводные новости». Выходила она довольно часто и печатала рассказы, написанные членами экипажа лодки и им самим. Мне часто доводилось видеть в уголке кают-компании лейтенанта Тамару, склонившегося над какой-нибудь статьей для очередного номера газеты. В специальном выпуске газеты, посвященном дню рождения императора и вышедшем днем раньше, поскольку 29 апреля членов нашей группы уже могло не быть в живых, была опубликована написанная им поэма в честь группы «Тэмбу». Я вырезал ее ножницами, и теперь она лежала в том же самом кармане моей форменной куртки, где я хранил фотографию моей покойной матери.

Вечером этого праздничного дня, после того как субмарина всплыла на поверхность, я поднялся к рубке, чтобы, как обычно, выкурить сигарету, затем спустился в кубрик команды, где быстро улегся в койку, намереваясь как следует выспаться. Но, проворочавшись без сна целый час, я вдруг увидел, как в открывшемся в переборке люке вдруг показалась голова капитана Ориты. Такое бывало нечасто, командир корабля заглядывал в кубрик команды лишь в каких-нибудь исключительных случаях.