Стыкин - [5]

Итак, мы находились на узком острове около двух миль длиной.

Было только два пути к спасению: один - обратный, по дороге, которая нас привела сюда, другой лежал впереди, через почти недоступный узкий висячий мостик, образованный расщепленным льдом и пересекающий пропасть в одном месте довольно глубоко.

Теперь я был в состоянии, близком к отчаянию. Мы на краю гибели - в этом не было для меня сомнения.

Немного овладев собой, я внимательно стал разглядывать ледяной мост и мысленно взвешивал возможности переправы.

Мост был очень старый и, пожалуй, самый ненадежный из всех, какие когда-либо встречались на моем пути.

Ширина пропасти здесь была около пятидесяти футов, а ледяной мостик пересекал ее по диагонали. Эта тонкая пластинка льда была вогнута посередине на двадцать или тридцать футов ниже уровня глетчера, а изгибающиеся покатые ее концы прикреплены к обрывистым берегам на семь или восемь футов ниже их края.

Спуститься вниз по почти вертикальной стене к началу моста, а затем подняться на противоположном берегу было главной трудностью. Но ее необходимо было преодолеть.

Ни одна из многочисленных опасностей, которые мне приходилось встречать на пути многолетнего странствования по горам и глетчерам, не казалась мне такой очевидной, как эта. И она пришла тогда, когда мы были мокры до костей и голодны, когда небо было зловеще темное от свинцовых облаков, а ночь уже близка.

И все-таки мы должны были попытаться сделать эту ужасную переправу, другого выхода не было.

Начав спускаться чуть в сторону от опущенного конца моста, я сделал топориком углубление на краю ледяного обрыва, чтобы опереться коленом. Затем, перегнувшись вперед, надрубил другое небольшое углубление - для каблука.

Я соскользнул туда осторожно, прижавшись всем телом к ледяному обрыву, чтобы устоять в борьбе с ветром.

Опираясь левой рукой на сделанные выемки и углубления, правой я надрубал новые, все время балансируя, так как каждую минуту мог сорваться. Жизнь и смерть были в каждом ударе топора, в каждом моем движении.

Добравшись в конце концов до ледяного моста, я принялся осторожно подскабливать его покатую поверхность и скоблил до тех пор, пока не получилась крошечная площадка.

Весь перегнувшись вперед, с трудом балансируя на этой маленькой скользкой поверхности, я наконец оседлал ледяную перекладину.

Затем началась переправа через пропасть. Она удалась сравнительно легко. Я подравнивал топориком острые края льдины осторожными, короткими ударами и, придерживаясь коленями, потихоньку скользил вперед.

На зияющую внизу пропасть я старался не смотреть,- край голубой льдины был для меня всем на свете.

После того, как дюйм за дюймом я переполз мост и выровнял топориком другую площадку на противоположном его конце, началась самая ужасная часть моей переправы.

Невероятных трудов стоило встать на ноги, подняться с моста, на котором я крепко сидел верхом. Как трудно было высекать ступеньки на почти вертикальном отвесе, ползти вверх, карабкаясь и цепляясь окоченелыми руками и ногами за каждую едва заметную выемку и неровность льда, я не могу передать!

Кажется, что в такие минуты человек всем своим существом превращается в зрение и осязание и его обыкновенная сила перерастает в какую-то богатырскую мощь.

Как мне удалось подняться по этому ледяному обрыву, не знаю. Казалось, что это совершил кто-то другой, не я.

Я никогда не рисковал своей жизнью напрасно, но часто думал, что повстречаться со смертью на высокой горе или в бездне глетчера намного лучше, чем умереть от болезни или какого-нибудь нелепого случая на ровной земле. Однако когда эта быстрая, кристально чистая смерть смотрела в упор на меня, было несказанно трудно поднять на нее глаза...

А как же маленький Стыкин? Когда а решился на переправу и, опустившись на колени, долбил углубление на ледяном обрыве, он подошел сзади, просунул голову через мое плечо, посмотрел вниз, на противоположную сторону пропасти, окинул своим загадочным взглядом поперечную льдину, и подступ к ней, а потом посмотрел мне в лицо и заскулил. Казалось, он говорил мне: - Скажи, ведь ты не пойдешь в это ужасное место?

В первый раз я увидел в его взгляде вполне определенно выраженный страх и беспокойство. А интонация его голоса; была настолько жалобная, что я совершенно бессознательно стал успокаивать его, как ребенка.

- Перестань бояться, глупыш,- Говорил я ему,- быть может, мы и переберемся благополучно, хотя это и будет трудно. Знай, что в этом суровом мире ни один прямой путь не дается легко. Мы должны рисковать нашей жизнью, чтобы спасти ее. В худшем случае мы поскользнемся и сорвемся, но какая великая могила примет нас!

Мои увещевания не подействовали на Стыкина,- он вытя-нул шею, закинул голову и стал выть. Потом посмотрел еще раз испытующим взглядом на чудовищную пропасть, повернулся и ушел, по-видимому, чтобы найти другую переправу.

Когда же, разочарованный в своих поисках, он вернулся обратно, я уже сделал шаг или два вперед. Я не мог оглянуться назад и только слышал его душераздирающий вой, которым он, видимо, оплакивал меня, убедившись, что я решился на эту ужасную переправу.