Стыдно не будет - [2]

Но вместо сугроба он усаживает меня на заднее сиденье своего внедорожника, сам забирается следом. Здесь та-а-а-к тепло! Он снимает мои сапожки на рыбьем меху, быстрыми, точными движениями ощупывает ноги и руки, после чего расстегивает мой пуховик. На мгновение замирает, смотрит в глаза — они у него карие, обеспокоенные, и говорит:

— Я сейчас раздену тебя, ты не вопи, а по возможности помогай мне, поняла?

Киваю. Чего ж вопить, мы в тайге. Какой смысл? Он стягивает с меня примерзшие к телу джинсы, затем свитер, делает знак снимать лифчик, поспешно раздевается сам. Мои пальцы не слушаются, и он быстро и умело помогает освободить грудь.

В ответ на его действия я радостно киваю, по правде говоря, мне вообще все равно, будут ли меня насиловать, сейчас главное, чтобы он прильнул ко мне своим горячим телом. Боже, скорее же!

— Трусы можешь оставить, — говорит со смешком, когда я тянусь к своим розовым стрингам.

К моему огромному сожалению, телом он ко мне не прижимается. Вместо этого упаковывает в свои штаны, в которых тону. Они мало того что с начесом, еще и щедро согреты своим владельцем. Следом напяливает на меня свою флисовую кофту, на ноги — носки. Все теплое, и пахнет приятно. Сам мужчина остается в черном облегающем термобелье.

— Так, дальше, — говорит скорее себе, чем мне. Голос взволнованный, хотя движения четкие, ничего лишнего, никакой паники. Вручает мне термос: — Очень горячо, пей осторожно, поняла?

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Да какой там! Хватаюсь за подарок обеими руками и жадно глотаю. Горло моментально обжигает, я кашляю, но зато по пищеводу прокатывается теплая волна счастья.

— Мелкими глотками пей, — командует.

Он кутает меня в одеяло, сверху набрасывает свой пуховик, растирает плечи. Некоторое время массирует ноги, после чего уступает мне свои горячие ботинки.

Наконец я начинаю оживать: появляется неуправляемый колотун, но это хороший знак, учитывая обстоятельства. Я снова чувствую пальцы на руках и ногах! Правда, чувствительность выражается болью. Она режущая, нестерпимая. Он обнимает меня и укачивает. «Все будет хорошо, потерпи», — шепчет почти ласково. Минуту я и правда терплю, а затем начинаю плакать, всхлипывать. Не хочу этого, но получается жалобно. Мне было так страшно, так одиноко, я думала, что замерзну там одна.

— Ну все, ладно, сейчас станет полегче. Слава Богу, что живая, такая белая была, я испугался. Как себя чувствуешь? Согрелась? — отстраняется и смотрит в глаза. — А ты красивая. Жалко было бы.

— Очень болят ноги. Так и должно быть?

— Да, значит, не отморозила, — это он так успокаивает. А я от ужаса выпучиваю глаза, понимая, что могла остаться без ног.

— Вижу, приходишь в себя, но доктору бы я тебя показал. Давай дальше сама, а я за руль. Если моя машина тоже сдохнет, вот будет номер. Правда, бак я заправил перед поездкой полностью, в отличие от… — делает паузу и смотрит на меня вопросительно. А он симпатичный, и я тут же начинаю смущаться. Смотрю — рядом лежит мой лифчик. Тянусь за ним, а потом стыдливо прячу за спиной.

— В отличие от Яны.

— Роман. Приятно познакомиться, Снегурочка-Яна. Нужно было срочно снять ледяную одежду, нельзя было терять ни секунды, — улыбается, и я снова смущаюсь. Кольца на пальце у него нет. Боже, зачем я об этом думаю?! Ага, самый важный на данный момент вопрос.

Он перелезает на переднее сиденье, вглядывается в замерзшее лобовое стекло. Машина трогается.



Глава 2

Через некоторое время до меня доходит, что раз я в его ботинках, то он, наверное, босиком.

— Спасибо, мне уже полегче, — возвращаю мужчине обувь, размер сорок пятый, не меньше. Сама же поджимаю ноги и кутаюсь еще плотнее в одеяло. В машине тепло, едва уловимо пахнет пластиком. Его одежда, конечно, огромная, но пока я готова расстаться только с ботинками. Зубы продолжают отбивать веселую чечетку. И тем не менее я чувствую себя практически счастливой. Живой! Я в безопасности, хотя допускаю, что радоваться пока рановато — все же я в автомобиле с незнакомцем, а снаружи темнеет катастрофически быстро. Окончательно успокоюсь, только когда доберусь до дома или, по крайней мере, заряжу телефон и дозвонюсь до отца.

— Пожалуйста, — он переобувается, сделав короткую остановку. Периодически поглядывает на меня через зеркало — боится, что грохнусь в обморок? Хмурится: либо недоволен чем-то, либо беспокоится. Это приятно. Совершенно чужой человек за меня волнуется, в отличие от Кирилла.

— Спасибо, что не проехали мимо, как предыдущие две машины, — говорю я, сжимая ладони вместе. — Знаете, я же вам жизнью обязана, — и на эмоциях продолжаю: — Я теперь ваша должница, Роман.

— Ага, — соглашается, — я подумаю, чем можно расплатиться.

Не могу этого видеть, но почему-то уверена, что он закатывает глаза.

Минут через сорок машина почему-то начинает сбрасывать скорость, пока окончательно не останавливается в кармане. Я напрягаюсь, больше всего на свете боясь услышать что-то типа: «Мы сломались!». Этого еще не хватало.

Роман оборачивается, включает свет, и я успеваю получше рассмотреть его лицо: определенно точно передо мной не Кирилл. Видимо, я уже начала впадать в бред, раз перепутала. Молодой мужчина, может, лет на пять-семь старше меня, симпатичный, мужественный, волосы коротко острижены, лицо гладко выбрито, а на щеке, слева от крыла носа — небольшая родинка. Выражение лица у Романа суровое, недовольное. Темные брови все еще нахмурены, губы плотно сжаты, он впивается взглядом в мои глаза, будто по зрачкам пытается оценить, насколько я в адеквате. Становится неуютно. Почему мы не едем дальше? И тут вдруг ни с того ни с сего он начинает меня отчитывать, будто имеет на это право: