Стыд - [3]

Очки остались на столе в гостиной, и какое-то время она раздумывала, стоит ли садиться в кресло. Из-за веса, который она набрала в последние годы, ей стало трудно вставать, поэтому она старалась лишний раз не садиться, и никогда не садилась, если знала, что у нее мало времени.

— Может, прогуляешься, пока хозяйка на ногах, а?

Саба повертела головой, посмотрела на нее, но особого желания гулять не выразила. Подвинув кресло к балконной двери, Май-Бритт убедилась, что крюк в пределах досягаемости. С его помощью она могла, не вставая, дотянуться до двери. Люди из социалки устроили так, что Саба могла сама выходить во двор — квартира располагалась на первом этаже, и они открутили одну из балконных балясин. Похоже, скоро им придется убрать еще одну, потому что Саба уже с трудом пролезала в отверстие.

Когда она садилась, на ее лице появилась гримаса боли. Колени с трудом выдерживали вес тела. Наверное, нужно купить новое кресло, повыше. Садиться на диван она уже не может. Последний раз пришлось вызывать бригаду экстренной помощи, или как она там называется. Они приехали и помогли ей встать. Два здоровых мужика.

Они трогали ее руками, и она ничего не могла сделать.

Но больше она не позволит так себя унижать. Как же омерзительны были эти прикосновения. Отвращение от одной мысли о них не позволяло ей приближаться к дивану. Плохо, конечно, что ей приходится впускать всех этих людишек в квартиру, но иначе ей бы пришлось самой выходить на улицу, а это еще хуже. Ей не хотелось признавать это, но она зависит от этих людей.

Они врывались в ее квартиру. Вечно новые лица, их имена ее не интересовали, и у каждого был собственный ключ. Они быстро нажимали на звонок — она не успевала ответить, как дверь распахивалась. Они понятия не имели, что означает «неприкосновенность». Потом они заполняли квартиру пылесосами и ведрами, а холодильник — укоризненными взглядами.

Как же ты умудрилась запихнуть в себя все, что мы купили вчера?

Удивительно, как быстро меняется отношение к тебе, если у тебя появляются лишние килограммы. Людям кажется, что объем мозга сокращается с той же скоростью, с которой увеличивается тело. Тучные люди гораздо глупее стройных — так, похоже, думают все. Она позволяла им так считать — и беззастенчиво использовала эту их тупость ради собственной выгоды, всегда точно зная, что нужно предпринять, чтобы добиться желаемого. Она же толстая! Инвалид по ожирению. Она не отвечает за свои поступки, она не соображает! Они всем своим видом давали это понять, когда находились рядом.

Пятнадцать лет назад они уговаривали ее переехать в специально оборудованный дом для инвалидов. Якобы там легче выходить на улицу. А кто сказал, что она хочет выходить на улицу? Во всяком случае, не она, Май-Бритт. Отказавшись, она потребовала, чтобы квартиру приспособили к ее размерам. И они поменяли ванну на просторный душ, потому что вечно вопили о важности гигиены. Как будто она маленькая.

Письмо было без обратного адреса. Повертев его в руках, она прочитала на конверте: пересылка. Кому, скажите, могла прийти в голову идея послать письмо туда, где прошло ее детство? Она еще раз перечитала адрес и почувствовала укол совести. Дом, наверное, совсем обветшал. А сад зарос. Гордость родителей. Именно там они проводили время, свободное от занятий в Общине.

Ей их очень не хватало. Они оставили после себя невозможную пустоту.

— Знаешь, Саба, а тебе бы понравились мои родители. Жаль, что вы не успели познакомиться.

Но возвращаться туда она не собиралась. Не выдержала бы стыда, если земляки увидели, во что она превратилась, поэтому дом лишился хозяина. К тому же он стоит в такой глуши, что особенно много за него все равно не дали бы. А письмо, наверное, переслали Хедманы. Они больше не пытались связываться с ней по поводу продажи и не предлагали хотя бы забрать имущество, но она подозревала, что они по-прежнему иногда туда наведываются. Ради собственного же спокойствия. Ведь не очень приятно жить по соседству с заброшенным домом. А может, они потихоньку вынесли оттуда все, что можно, и от излишних контактов их теперь удерживает нечистая совесть. А что, сейчас такие времена, никому нельзя доверять.

Она огляделась в поисках чего-нибудь, чем можно было открыть конверт. В узкое отверстие ее палец не пролезал. А наконечник крюка, как всегда, пригодился.

Письмо было написано от руки на линованном листе с дырочками, вырванном, судя по всему, из блокнота.

Привет, Майсан!

Майсан?

Она сглотнула. Где-то очень глубоко в окаменевшей памяти что-то шевельнулось.

Она тут же почувствовала острое желание сунуть что-нибудь в рот, что-нибудь проглотить. Осмотрелась по сторонам, но ничего съедобного в пределах досягаемости не обнаружила.

Она боролась с искушением перевернуть лист и посмотреть, кто написал письмо. Или наоборот — выбросить не читая.

Сколько лет прошло с тех пор, как ее называли уменьшительным именем.

Кто посмел проникнуть к ней сквозь почтовую щель, явиться без приглашения из далекого прошлого?

Тебе, наверное, интересно, почему я решила написать тебе через столько лет. Честно говоря, сначала я сомневалась, сто́ит ли это делать, но потом все же решилась. Причина наверняка покажется тебе еще более странной, но я скажу правду. Недавно мне приснился удивительный сон. Он был очень яркий, мне снилась ты, а проснувшись, я услышала внутренний голос, который говорил, что я должна написать тебе. Многое пережив, я в конце концов научилась прислушиваться к спонтанным импульсам. Так что сказано — сделано…