Стяжание духа - [2]

И отсюда "многоглаголание" и не только людей мира и труда, но и тех, кто возложил на себя пасторское служение от Бога человечеству…

И это первая антиномия в оценке "личного пути христианской веры и Соборного сознания".

Неуклонное исполненение всех заповедей, главные из которых "аскеза и молитва", имеют место во всех, даже нехристианских религиях. Известно, что в творениях и письмах святого епископа Игнатия (Брянчанинова) духовная жизнь мирянина и монаха оценивалась по разному и в учении о спасении и совершенстве, и в основах духовной жизни, и изучении творений святых отцов, и в покаянии, причащении Святых Христовых Тайн, и в молитве, проявлении любви к ближним, страхе перед Богом и любви к Богу, и учении об Иисусовой молитве.

Монашество как крайний христианский абсолютизм налагает на монахов особую, отличную от мирянина форму служения в учении о спасении, но ведь и "атеистический материализм" полагает жизнь для удовольствия, не замечая, что материализм есть исповедь смерти Души и существования ментальности только при жизни субъекта. Это прекрасно понимал апостол Петр, а потому на вопрос Спасителя: "не хотите ли и вы отойти от меня?", ответил предельно ясно: "Господи! К кому нам идти? Ты имеешь глаголы вечной жизни: и мы уверовали, и познали, что Ты Христос, Сын Бога Живаго" (Иоанн, 6, 67-69).

Вот почему вера во Христа начинается с любви к Христу, утверждается приятием в себе Воскресения Христова, развивается молитвой с упованием на Его помощь и следованию его призывам. Вот почему и в наше не менее трудное и противоречивое в духовном отношении время, когда православная и католическая сестры во Христе имеют между собой брань, а не согласие столь значителен подвиг служения Богу и образу Божию ѕ человеку.

Но образ, вид, форма от греческого слова и есть ИДЕЯ, как образ и вместе с тем мысль, заключенная в законченной категории, т.е. диалектическая мысль, предлежащая созерцанию Духа, подобно зерну, дающему в своем постепенном развитии плод, а затем снова зерно, в котором "человеческий дух в явлении и силою явления воспитывается до … духовного самосознания", поскольку Бог оставался абстракцией и, например, "Моисей вошел в Божественный мрак", а Христос пришел на Землю, явил свою Божественную благодать и веру в Единого Истинного Бога в Троице прославляемую реальной любовью. И всякий верующий и любящий Его получает жизнь вечную. И это есть явление формы алогичного Чуда, т.е. чуда, не имеющего алгоритмического истолкования и лежащего за пределами всякой рациональной системы знания, поскольку знание о непостижимости Неведомого Бога (Деян. 17, 23) дается благодатью ѕ "богодарованной премудростью, которая есть сила Отца", а с другой стороны "Бог непостижим и неоценим", поскольку познание "свойственно умственной природе", а "Сам Спаситель сказал: "….никто не знает Сына, кроме Отца; и Отца не знает никто, кроме Сына…"(Мф.11,27). Если логическое, дискурсивное сознание не позволяет узреть образ-идею Бога на пути "личного спасения", то алогичный "метод Чуда" как отрицание отрицания образа Божия, т.е. самого человека, позволяет постигать апофатическим путем, т.е. путем окончательного отрицания, личную природу Бога, поскольку Христос сказал: "Никто не может придти ко Мне, если не дано будет ему от Отца Моего" (Иоанн, 6,65).

Этим заявлением Христа снимается по существу предыдущая антиномия между мирянами и монашествующими и открывается смысл Идеи апофатического богословия и интуиции менталитета ("Духоносности от Отца Моего").

Тем самым познание верующего вообще переносится в область антиномии апофатического богословия и интуиции менталитета, стяжаемого от Святого Духа и Отцов Церкви ѕ "изволися Духу Святому и нам". Преодоление такой формы антиномии, доступное Аврааму, апостолу Павлу и самому Христу, Который был "послушен Отцу даже до смерти" (Фил.2,8) под силу далеко не каждому мирянину или монашествующему!

Нельзя отрицать великого значения христианского монашества, но глубоко ошибаются те из "наставников христианских", кто требует выполнения "всех заповедей", возлагая на себя "вериги пророчества" при общении с мирянами. Так как сказано: "Блаженны милостивые, ибо они помилованы будут" (Матф.,5,3-12). Духовная жизнь мирянина и монаха есть смысловое единство в апофатическом богословии, а его проявление в мире " от наставников христианства", кто требует выполнения всех заповедей, есть следующая антиномия, поскольку выполнение "всех заповедей" ничто иное, как выражение возвращения Нового Завета к Ветхому! Ибо сказано: "О, если бы вы поняли слова: милости хочу, а не жертвы!" И если милость принята Богом, то он спосылает через Духа Святаго человеку и помощь к выполнению заповедей. Вот почему: "Был свет истинный, который просвещает всякого человека, приходящего в мир" (Иоанн, 1,9). Вот почему самое существенное здесь: "…утверждение духа в добрых расположениях; тогда ни возраст, ни бедность, ни богатство, ни множество дел и ничто другое не может быть нам препятствием…. Неужели ты не знаешь, что один только священник имеет право предлагать чашу крови? Но я на это не смотрю строго, – говорит Иисус Христос, а принимаю тебя. Хотя бы ты был мирянин, я не отвергну тебя и не требую того, что Я, Сам тебе дал. Ибо я требую не крови, но студеной воды. Представь, кому ты предлагаешь питие; представь и трепещи. Помысли, что сам делаешься священником Христа, когда руками своими подаешь не тело, но хлеб, не кровь, а чашу холодной воды" (Иоанн Златоуст. Беседы на Евангелие от Матфея.– М.: Синод.тип.,1899г.-т.2.-стр.239-240). А в чем же пример строгой монашеской жизни для мирянина? В "Лествице" Иоанна Лествичника, игумена Синайской Горы, М.:1851г., стр.59 читаем: "Прекрасно удивляться трудам святых; спасительно соревновать им; но захотеть вдруг сделаться подражателями жития их ѕ и неразумно, и невозможно". Следовательно, антиномия между "наставниками христианства" и духовной жизнью мирянина, если и снимается, то самим апофатическим богословием и интуицией менталитета (духоносностью) Отцов Церкви и Духа Святого.