Ступени любви - [40]

Проснулся он с криком и первое, что сделал — вынул из сундука кольчуги.

Граф тоже поднялся чуть свет, но, оказалось, его опередил Ормани. Ловчий вошёл, когда Феличиано умывался, и молча положил на лавку перед другом тонкую кольчугу без рукавов. Чентурионе смерил его долгим взглядом, надел исподнюю рубаху, и Северино, не говоря ни слова, помог ему натянуть сверху стальную кольчугу, сделанную чрезвычайно искусно, плотно и упруго прилегавшую к телу, как фуфайка из мягкой шерсти. Против страшного колющего удара, раздвигающего и пронзающего тонкие колечки, кольчуге было не устоять, но видя, что Чентурионе не воспротивился, Ормани всё же стало легче. Сверху Феличиано надел нарядную бархатную тунику, украшенную дорогим кружевом, и кольчуга была под ней совершенно незаметна. Чентурионе провёл рукой по плечу Ормани и тоже ощутил холод металла.

— Бережённого Бог бережёт… — мрачно пробормотал Северино.

Между тем вовсю орали петухи, замок просыпался, везде сновала челядь, в покои графа забежал оживлённый Челестино. Мальчонка сверкал глазами и умолял брата позволить и ему выйти на ристалище: хотя бы против сына Гвидо Навоно, ведь они ровесники. Феличиано сказал, что позволит ему это, но не на ристалище, а после, в замке, ведь если он проиграет, позора не оберётся. Но Челестино уверял, что вполне справится, при этом Феличиано поймал восторженно-завистливый взгляд мальчика на своего друга. Ормани казался ему монументом из гранита.

Энрико же, несмотря на куда большую впечатлительность, в эти дни никаких предчувствий не имел. Ночами он ублажал любимую жену, днём прикидывал виды на урожай, а вечерами греховно ублаготворял своё самолюбие: после женитьбы на Чечилии Чентурионе наглый шельмец заказал себе новый герб, где крест и Христовы хоругви держал теперь в когтистых лапах золотой Лев на поле красного цвета — под роскошным рыцарским шлемом. «Красный — это истинная любовь к Богу, мужество, стойкость, любовь и верность, крест — знак рода Крочиато, а лев — Чентурионе», так истолковал наглец изменение своего прежнего скромного рыцарского герба с простым поперечным шевроном, где в верхней части был помещён крест. Новым своим гербом, который получил одобрение супруги, нахал распорядился украсить ставни, двери, кубки, обеденную посуду, конскую упряжь и даже ошейники своих собак.

И, разумеется, мысли Энрико занимала будущая турнирная схватка — он намерен был покрасоваться перед супругой.

В замок служить торжественную мессу приехал епископ Раймондо ди Романо, казначей Энрико Крочиато занял привычное место по левую сторону от братьев Чентурионе, справа стал ловчий Северино Ормани. Прибыли к началу богослужения и супруги Лангирано, храм заполнили мужчины в дорогих одеждах, женщины, разодетые для турнира в лучшие платья. Повар Мартино Претти, не спавший ночь, готовя снедь для гостей турнира, чуть клевал носом, начальник эскорта охраны Эннаро Меньи стоял у входа, охранники Пьетро Сордиано, Микеле Реджи, Никколо Пассано, Руфино Неджио и Теодоро Претти ходили по углам храма, Урбано Лупарини замер у алтаря. Стольник Донато ди Кандия и кравчий Джамбатиста Леркари опоздали, основательно проспав, ловчие Людовико Бальдиано и Гавино Монтенеро, шталмейстер Луиджи Борго, участники турнира, были весьма далеки от службы, разглядывая вооружение друг друга. В толпе горожан мелькали писец Дарио Фабиани, монахи, побирушки-христарадники. Полюбоваться торжественной церемонией в домовой церкви собралась толпа народа, тщательно проверенная охраной.

Голос Раймондо ди Романо звучал под высокими сводами отчетливо и гулко. Энрико нравился голос друга, и он, глубоко вздохнув, снова вознёс хвалу Господу за милость к нему, грешному. Феличиано был задумчив и сумрачен, а заметив печальное лицо Северино, Энрико тоже помрачнел: лица друзей казались ему немым укором. Чечилия и Делия стояли на женской половине, рядом у прохода остановился Амадео ди Лангирано.

Когда епископ поднял Святые Дары, и народ преклонил перед ними колени, случилось страшное. Трое монахов, стоявшие неподалёку от Феличиано и Челестино, сбросили капюшоны и ринулись с кинжалами на братьев Чентурионе. Первой заметила угрозу Чечилия, заметившая Реджинальдо Реканелли, и её крик перекрыл возглас епископа, но убийца уже обрушил меч на старшего Чентурионе. Страшный рубящий удар Реканелли, по счастью, встретил сплошную скользящую и висящую складками гибкую металлическую поверхность кольчуги, Энрико Крочиато ринулся на притворявшегося монахом Реджинальдо, хоть вошёл в храм безоружным, и оттолкнул его, и убийца, не удержав равновесие, упал. Он не поднялся, ибо в него вонзилось острие меча Северино Ормани, который без меча и кинжала никогда и никуда не ходил.

Началась свалка. Народ не сразу разобрался в происходящем, женщины закричали, дети плакали, но епископ Раймондо, стоявший на солее, понял все быстрее других, он окликнул Крочиато и указал ему на дверь алтаря, Энрико понял, подхватил меч Реканелли и пропихнул раненного в плечо Феличиано внутрь, Ормани же, заняв место Раймондо на амвоне, мгновенно разглядел, что храм наполнен изменниками, вооружёнными до зубов, узнал двух братьев Реканелли и двух Тодерини, один из которых успел схватить Челестино Чентурионе. Северино ринулся вниз, одним ударом снёс голову младшему из братьев Реканелли, обрушил меч на Гвидо Тодерини, наскочил на Джузеппе Реканелли, успевшего отбить его удар, но замахнуться убийца не смог — на его шлем опустился удар епископского посоха выскочившего из алтаря Раймондо ди Романо. Северино Ормани, воспользовавшись замешательством Реканелли, опустив ему на шею тяжёлый клинок. Спустя минуту к Ормани присоединились Энрико Крочиато, выскочивший из алтаря с мечом Реканелли и кинжалом, и Амадео Лангирано, успевший завести жену, Бьянку и Чечилию в храмовый притвор.