Студентка с обложки - [3]

Прошлой осенью отец нашел свежее решение: кепка. Кепка и кепка, только сырная. Может, видели? Если нет, вообразите себе бейсболку с клинышком чего-то желтого с дырочками — сыра — на козырьке. А теперь представьте, что кто-нибудь вышел так в люди, желательно в пьяном виде. Ужас, летящий на крыльях ночи? Видели бы вы прототипы! (Я видела).

Так вот, как-то морозным зимним утром отец устроил мне модельный дебют. Предложил семьдесят два доллара — все, что нашел в бумажнике. А я за эти деньги должна была дать себя заснять в этой кепке.

Фотограф агентства, Дэйл, отщелкал две пленки, а потом попросил меня попозировать еще, только без сыра.

— У тебя красивые лицевые кости, — сказал он и убедил меня разжать кулаки, стать почти боком и посмотреть в объектив. — И сногсшибательная улыбка.

Я засияла.

После съемки Дэйл, стоя на коленях и запихивая в сумку рефлектор, сказал мне еще кое-что:

— Мне кажется, Эмили, ты могла бы стать моделью. Честно.

И даже предложил передать мои фотографии в местное модельное агентство.

«Ты могла бы стать моделью». Именно так, слово в слово! Я притворилась, что слегка удивлена, но мне, в общем-то, все равно. А если честно, чуть не закричала от радости.

Нельзя сказать, чтобы я была к этому не готова. Все, кто заходил в мою комнату за последние пять лет, знают: я ужасная модница. Жить без этого не могу. Я подписываюсь почти на все модные журналы, а остальные покупаю в киоске. Правда-правда: если на обложке улыбается какая-нибудь красотка, а рядом написано: «Десять лучших советов сезона!» или «Новый неподражаемый образ!», журнал мой. И чем толще, тем лучше. Я несу его домой (не скручивая, чтобы не помять страницы и не поцарапать обложку) и выполняю целый ритуал. Поднимаюсь к себе, сажусь на ковер, зажимаю страницы большим пальцем и медленно перелистываю. Найдя искомую фотографию, скажем, Фамке[4], Рэйчел[5] или Элль[6] (конечно, я всех знаю по именам), я беру нож Х-Акто (Ножницы? Ну уж нет, благодарю покорно! Вдруг бумага порвется?), ос-то-рож-нень-ко вырезаю и прикладываю к стене. Несколько попыток, и самое подходящее место найдено. Тогда я приклеиваю фотографию скотчем, опять сажусь на ковер и любуюсь новым приобретением. Любуюсь Ей. Она или бежит, или прыгает: неважно, на природе или в студии. Главное, чтобы казалось, что Она куда-то движется. Туда, куда хочу попасть и я. Далеко-далеко. Я сижу, смотрю на Нее и нисколечко не сомневаюсь: если бы я могла оказаться рядом — нет, стать Ею, — мне было бы нечего больше желать.

Так что ничего удивительного, что, когда неделю спустя мне позвонили из модельной школы Тами Скотт и спросили, не хочу ли я у них поучиться, я закричала: «Да! Хочу!». Я записала все, что нужно, дала отбой и сразу перезвонила Кристине, своей лучшей подружке с третьего класса, которая всегда и во всем права. Кристина сказала: дерзай.

Оставалось лишь одно препятствие.

— Куда-куда ты собралась? — переспросила мать. Она как раз проверяла, пропекся ли хлеб, и на меня пахнуло жаром из духовки.

— В модельную школу, — повторила я и подошла к холодильнику за кувшином с холодным чаем. Я достала кувшин, взяла стакан, положила льда, налила чая и поставила кувшин обратно. Все это время мама молчала. — А что? — спросила я.

Я прекрасно знала, «что». Хватит одного взгляда на мамины конопляные штаны на веревочке, вязаный топик, бусы из природных материалов, тяжелые ботинки, волосы до пояса и лицо без грамма косметики, чтобы любому стало понятно: моя мама — хиппи. Папа, кстати, тоже. Как мои родители дошли до такой жизни, я расскажу, но позже. А пока достаточно заметить, что следующая мамина фраза не поразила меня своей неожиданностью.

— Через мой труп.

— Спасибо за поддержку! — отозвалась я. — Нет, правда!

Мать как будто обиделась — но не на эти слова.

— Когда я запрещала тебе играть с Барби, я и не думала, что ты сама захочешь стать куклой! — бросила она.

Я выразительно закатила глаза.

— Мам, да ладно! Все знают, что Барби не настоящие. А модели — настоящие.

— Я видела только ненастоящих! — отрезала она.

Мать принялась соскребать с доски тесто. Длинные тонкие стружки падали на пол.

Я замолчала. Интересно, когда это моя мать видела хоть одну модель? Ко мне в комнату она не заходила, а в журналах для домохозяек типа «Матушка Джонс» или «Мс» вряд ли найдешь снимки «оголенных красоток». Уточнять я не стала, и правильно: она еще не договорила.

— А как же твоя учеба?

— Занятия по субботам. Всего два часа в неделю.

— И уж, конечно, не бесплатно.

— Тысяча долларов.

— Что-о?!

— Ма, я верну тебе с первой зарплаты.

— Какой еще зарплаты?!

Так прошло несколько раундов. За это время мы посидели у ткацкого станка в столовой, вышли на веранду, где мать полила многочисленные (довольно чахлые) цветы в кашпо из макраме и позвенела висячими колокольчиками, и вернулись на кухню. Мать слила воду из лейки в раковину (горчичного цвета) и проверила хлеб (ячменно-полбяной). Когда корка окончательно побурела и затвердела, мама смягчилась.

— Ладно, — сказала она, надевая рукавицы-ухватки (нормального вида — мой подарок). — Если ты действительно этого хочешь, делай, но делай, как следует.