Струве: левый либерал 1870-1905. Том 1 - [29]
Однако как бы ни были важны все эти впечатления для интеллектуального развития Струве, они отходили на задний план в связи с главной целью его поездки за границу — непосредственного контакта с немецким социал- демократическим движением. И вряд ли можно было выбрать для этого более удачный момент. Прошел всего лишь год, как рейхстаг прекратил действие бисмаркского антисоциалистического закона и социал-демократы смогли выйти из подполья, в условиях которого они функционировали предыдущие двенадцать лет. Теперь все их усилия были направлены на то, чтобы собрать свои разрозненные силы в единую партию, в связи с чем велись жаркие дискуссии по поводу партийной программы, которая заменила бы собой принятую в 1875 году Готскую программу. Страницы газет и журналов заполнили материалы, посвященные социал-демократам. Струве жадно читал относящуюся к этому вопросу литературу и, возможно, даже побывал на нескольких открытых партийных собраниях, проходивших в Штутгарте и Швейцарии. То, что он увидел и услышал за время своей поездки, в немалой степени способствовало его решению стать социал- демократом.
В Швейцарии он запасся большим количеством социал-демократической литературы, которую транзитом через Германию переправил в Россию, воспользовавшись помощью одного из своих братьев, командированного в это время правительством с научной целью за границу[112]. Вызывает удивление тот факт, что он не предпринял никаких усилий для встречи с Плехановым. Позднее он объяснил эту выглядящую оплошностью странность нехваткой денег и отсутствием рекомендательных писем. Однако скорее всего она объясняется отсутствием у него особого желания видеть Плеханова, работы которого он считал «доктринерскими и упрощенными»[113].
Возвратясь в Санкт-Петербург для продолжения учебы, Струве приобрел известность — и как признанный авторитет в социал-демократическом движении, и как обладатель богатой библиотеки социал-демократической литературы.
В то время в России заметно усилился интерес к социал-демократии. Это было вызвано в основном той впечатляющей победой, которую социал-демократы Германии одержали над Бисмарком. Повсюду возникали социал-демократические кружки, инициаторами создания которых были, как правило, иностранные (польские, болгарские и т. п.) студенты. Ни один из этих кружков, правда, не приобрел заметного влияния — отчасти потому, что они действовали тайно, отчасти потому, что их члены имели весьма смутное представление о политических и социальных теориях Маркса.
Около 1890 года Струве организовал подобный кружок в Санкт-Петербургском университете, поставив своей целью восстановить искаженного российскими последователями «подлинного» Маркса. Этот кружок за короткое время сделал для распространения социал-демократических идей больше, чем все его предшественники вместе взятые. Это произошло благодаря хорошо поставленной пропагандистской деятельности и тому обстоятельству, что в число его членов входили на редкость одаренные юноши. Именно с этого кружка началось серьезное распространение социал-демократии в России: Струве и его друзья были первыми, кто в спорах по проблемам современности начали систематически отстаивать социал-демократическую точку зрения и познакомили российскую публику с общественно-политической стороной учения Маркса. И если Плеханов вне всяких сомнений является первым российским социал-демократом, то Струве можно назвать первым социал-демократом в России.
Группа, лидером которой он являлся, состояла из двенадцати или около того человек, и все они были старше Струве — его невероятно раннее интеллектуальное развитие было исключительным даже для России того времени. Все члены этой группы были заносчивыми, убежденными в своей правоте особами, какими обычно и бывают новообращенные юноши, но они отнюдь не были доктринерами. Они верили, что обнаружили «правду» марксизма, и это наделило их ключом к пониманию анатомии и физиологии общества. Но при этом они не относились ко всему сказанному или написанному Марксом как к утвержденному в вечности и потому находящемуся вне дискуссий, как это не раз происходило в среде провинциальной интеллигенции, обратившейся к социал-демократии несколько позднее. Они были последовательными западниками, раздраженными пассивностью российских либералов и радикалов и скептически относящимися к тем философским и экономическим постулатам, на которые с 1870-х годов опиралось оппозиционное движение России. Как и Струве, все они принадлежали к семьям, входившим в общественную и профессиональную элиту империи, в силу чего были превосходно образованны, а в Западной Европе чувствовали себя как дома.
Эти юноши были первыми представителями нового поколения студентов, чье влияние ощутимо возрастало по мере того, как XIX век приближался к своему концу. От непосредственных предшественников их отличало прежде всего отношение к учебе. Российские радикалы 1870-х и 1880-х годов относились к учебе пренебрежительно, считая ее несовместимой с подлинной преданностью революционному делу. Наиболее пылкие из них совсем бросали учебу и уходили из университета в «реальный» мир, который зачастую оборачивался для них миром фракционных споров и интриг. Но и те, которые оставались в учебных заведениях, аплодируя своим более пылким коллегам с трибун, особого интереса к учебе не проявляли. Короче, интеллигенты тех лет представляли из себя поколение дилетантов. Их суждения по экономическим, социологическим, историческим и прочим вопросам базировались не на прочных знаниях, а на сведениях, почерпнутых в основном из периодики и брошюр.
