Струны чистого звона - [8]

Эх, дороги…

Лейтенант Василий Шелест, от природы неугомонный и веселый, подтрунивает над собой. «Шагай, шагай, великий следопыт. Вот только выйдешь ли ты к заветной дорожной развилке, как это было подсказано тебе на станции?»

И если в самом начале пути Шелест еще пытался беречь глянцевый блеск своих новеньких «выпускных» сапог, то теперь он махнул на них рукой: «По прибытии наведем глянец».

У дорожной развилки, где лейтенанту добрый час пришлось поджидать счастливой оказии, его принял в крытый кузов залепленный грязью военный грузовик. После получасовой тряски Василий спрыгнул у зеленой будки КПП.

Короткий разговор по телефону с дежурным — и вот уже большеголовый высокий солдат повел Шелеста в гостиницу. Они шли рядом, и лейтенанту виден был грубоватый профиль провожатого: нависший над глазами лоб, крупный нос, смуглая обветренная щека.

Солдат шел молча. А Шелест не мог молчать. Неведомо откуда подкравшееся волнение взбудоражило в нем, кажется, каждую жилку. Так, видимо, бывает с любым новичком, прибывшим к первому месту службы.

Чтобы хоть немного унять волнение, Василий решил завязать разговор.

— У вас тут, выходит, и своя гостиница есть? — он дружелюбно посмотрел на солдата.

Но тот даже не повернул головы. Вынув из кармана руку, он стал подбрасывать и ловить спичечный коробок. На тонких губах своего проводника Василий увидел лукавую усмешку.

Солдат тем временем заговорил.

— Есть гостиница. Сейчас увидите. — Он сделал заметное ударение на слове «гостиница».

Будто не расслышав иронии, Василий продолжал спрашивать:

— А еще что хорошего есть?

Солдат снова с ехидцей улыбнулся:

— Есть и овощ в огороде — хрен да луковица…

— Ого, — засмеялся Шелест, — да тебе, видать, палец в рот не клади. Острый парень.

— Поживете в этом захолустье, товарищ лейтенант, тоже заостритесь.

— Выходит, невесело у вас?

— Невесело.

— Что так?

— До города далеко, в деревню пойдешь — самоволкой считается. Ну, а в клубе… там скучища по всем углам.

— Что ж вы сами ничего не придумаете?

Солдат, еще раз подбросив коробок, спрятал его в карман.

— Кто это — сами?

— Ну, комсомольцы, молодежь. Самодеятельность бы организовали. Экскурсии.

— Эх, товарищ лейтенант, комсомольцы наши, если что и делают, так это на собрания комсомольские ходят. Одни говорят, другие дремлют там. Словом, сами увидите. А сейчас — вот гостиница.

Он показал на приютившийся в самом отдаленном уголке городка маленький, в два оконца, приземистый домик.

— Вход с той стороны. Кланяйтесь дверям, а то ушибетесь. Там вас солдат встретит.

Не зная, обижаться ему за столь фамильярное обращение на солдата или промолчать, лейтенант выбрал второе. Отпустив провожатого, шагнул к домику, толкнул дверь и, наклонившись, переступил через порог.

* * *

Спустя несколько дней в отдельном батальоне, куда Шелест был назначен командиром взвода, состоялось комсомольское собрание. Василий в первую же минуту вспомнил слова провожавшего его в гостиницу солдата о том, что тут на комсомольских собраниях «одни говорят, другие дремлют». Да и в перерывах, оказывается, не лучше. Вон как невесело встали, пошли, растекаются по всему клубу.

Какая-то струна не выдержала у Василия, он встал, ушел за кулисы искать начальника клуба. А через минуту, взорвав тишину, в фойе заиграл баян. Люди быстро собрались на его торопливый переливчатый голос. А баян будто только набирал пары, живые и разливистые переборы его с неторопливо-гортанным придыханием басов звали все властнее и ласковее.

Играл лейтенант Шелест. Он широко улыбался и задорно выкрикивал:

— Песенники налево, плясуны направо!

Кончилось минутное замешательство, прекратились переглядывания, и вот уже в кругу первый «танцепроходчик» — коренастый, с короткой стрижкой солдат. Плавно пошел, с раздумьем, с кокетством, этакой павой, потом, словно передумав, наклонился и рассыпал замысловатую дробь ладоней по голенищам. Шелест от удивления даже головой качнул: «Мастак парень».

А кругом шумели:

— Поддай, Гапонов.

— Ходит хата, ходит печь…

Подошел комбат, слегка лысеющий, но еще моложавый и подтянутый подполковник Ремнев. Одобрительно кивнул Шелесту и, улыбаясь, загляделся на плясунов. Рядом с ним оказались замполит майор Шикин и секретарь партбюро капитан Козырев.

Переглянулись, поймали взгляд командира. «Нравится?» — спросили из-под густых, сросшихся на переносице бровей глаза Шикина. «Хорошо», — взглядом ответил капитан Козырев. Глаза Ремнева неопределенно сузились, брови вскинулись и опустились: мол, поживем — увидим.

А в кругу уже лихо отплясывали четверо. Пол слегка прогибался и поскрипывал. Шелест по-прежнему широко улыбался, пальцы его проворно и знающе плели стремительные узоры. Увидев напротив себя подполковника Ремнева, Василий озорно показал на него взглядом одному из плясунов, и тот, широко и плавно пройдясь по кругу, вдруг лихо ударил перед комбатом вприсядку. Ремнев растерянно и виновато улыбался, точно прося пощады, но фойе наполнилось аплодисментами, а почти у самых ног подполковника, вызывая на танец, били дробь уже все четыре плясуна.

Комбат глянул на Шикина и Козырева — те, смеясь, тоже аплодировали. Махнув с шутливой безнадежностью рукой, машинально поправив китель, Ремнев вошел в круг.