Струна истории - [165]

Дело в том, что он увидел в Возрождении не то, что я — снижение пассионарного уровня (и поэтому — выделение отдельных лиц, такой рост индивидуализма), а он увидел, что в это время многие учились, много писали, оставили много хороших книг. То есть расцвет культуры он считал Возрождением.

Вы знаете, я это все написал в той книге, которая должна выйти в понедельник. Поэтому позвольте мне на этом не сосредотачиваться, а охарактеризовать, чем же кончается фаза надлома в той самой Европе, которая нам больше всего известна.

Я, конечно, мог бы рассказать и про Китай, и про Ближний Восток, но там очень экзотические имена и названия. Так что давайте то, что попроще, — и возьмем за эталон.

* * *

Самой отсталой страной в Европе была Чехия, которая в то время, когда Англия и Франция, Германия уже потеряли силы свои, еще их имела. То есть сами понимаете, что «отсталость», в данном случае, — это более молодой возраст. Человек, будучи глубоким стариком, не здесь находится, а еще здесь. (Л. Н. Гумилев показывает на графике «Изменение пассионарного напряжения в этнической системе» сначала на фазу гомеостаза, а затем на акматическую фазу. — Прим. ред.)

Ну, так как в Чехии пресеклась династия Пшемысловичей, то там надо было выбрать какого-то короля, выбрали Иоанна Люксембурга. Он погиб во Франции в битве при Креси.[614] Он был слепой, дурак! — и полез в битву. Ну, конечно, убили.

Его сын Карл[615] был очень толковый человек, люксембуржец. Вот как его считать, кто он — француз или немец? — они сами не знали. По происхождению они были немцы, по культуре — французы, обожали Париж и парижский двор. И так сказать, распространяли общую средневековую культуру в Венгрию, и в Польшу, а главное — в Чехию.

Он устроил университет — лучший университет в Европе (лучше, чем в Болонье, лучше, чем в Саламанке, лучше, чем Сорбонне) — Пражский университет. Но там был тот же обычай, как во всех средневековых университетах. Жизнь студентов и профессоров шла по линии внутренней самоорганизации. Они жили одной группой, одной корпорацией, а организовывались по нациям (землячествам). Голосование в Ученом совете шло по нациям, студенты носили значки и кокарды тоже по нациям, трапезничали по нациям, дрались тоже, а деление по нациям устанавливалось Ученым советом.

Наций было в Пражском университете четыре: верхненемецкая, нижненемецкая, польская и чешская. Верхненемецкая, значит — Бавария, Швабия (это южная часть нынешней ФРГ). Нижненемецкая — Саксония, Бранденбург (северная часть Германии). Польская — вы думаете, что поляки ездили в университет учиться? — Нет! В те времена они такими вещами не баловались. Они ведь больше травили зайцев, рубились на саблях, пили пшемошлянку, старку и меды, меды — замечательные! Так что зачем им ехать куда-то в Прагу учиться?! А вот чехи — те учились. Но они были в меньшинстве.

Потому что под именем поляков приезжали ливонские рыцари из Восточной Пруссии (из нынешней Латвии, из Риги) — они-то и входили в польскую нацию. То есть три голоса в Ученом совете и вообще в университете имели немцы.

И когда ректором университета стал Ян Гус,[616] он сказал: «Мы же чехи, мы в чешской стране, мы не хотим, чтобы нами управляли немцы!»

Немцы, конечно, были против. А половина Праги были немцы. В Кутенберге вблизи Праги были рудокопы-немцы. И в больших городах этого Богемского королевства сидели немцы. Чехи были мелкими дворянами и крестьянами, а бюргеры и крупное дворянство делились на чешское онемеченное и чисто немецкое. И вот с университета началась «свалка» между чехами и немцами.

Но король Венцеслав, наследник Карла, поддержал его и сказал: «Да, конечно, это чешская страна. Здесь чехи и должны в Университете управлять» — и пошел выпить водки, потому что он очень это дело любил, почти не был трезвым.

Ну, а кроме того, Гус — человек очень набожный и искренний — предложил целый ряд реформ, настоятельно необходимых.

Например, священники не подлежали мирскому суду: они могли делать любые преступления, и их судил только духовный суд. Ну, сами понимаете, что блат и тогда был. Так что засудить священника, даже за убийство, было практически невозможно. Они очень пренебрегали своими обязанностями: часто эти священники были безграмотны, на память и плохо служили обедню, пьянствовали. И вообще, разложение католической церкви было гораздо больше, чем в наше время в той же Европе, не говоря уже о России.

Гус сказал,

— что это надо прекратить, велел учиться и сдавать зачеты как положено, иначе им двойки ставил;

— что священников надо наказывать;

— что первые места должны быть предоставлены чехам, а не немцам. Потом — пусть у себя в — Неметчине (Германии. — Ред.) живут.

На него, конечно, написали донос. Император Сигизмунд, брат Венцеслава — вызвал его в Констанц, где был собор, для того чтобы обсудить его мнение, и дал ему Охранную грамоту.

Гус приехал, был арестован. Никто его не стал выслушивать, сделан был суд над ним немедленно. Причем Гус был осужден большинством в один голос. И этот голос принадлежал самому императору, который нарушил собственное обещание.

Большинство кричали: «Его осуждать нельзя, немецкая честь требует соблюдения своего слова!»