Структура ментального мира классической Греции - [2]

1. Мыслеформа всегда индивидуальна, всегда единственна в своем роде и неповторима.

2. Мыслеформа изменчива. Субъект, бросающий внутренний взгляд на мыслеформу, обращающий на нее внимание, помимо своей воли изменяет ее.

3. Мыслеформа целостна, но она может, сохраняя свою целостность, быть системой, состоящей из других мыслеформ, а также может быть включена в любую ментальную систему в качестве элемента.

4. Мыслеформа не может быть передана вербально. («Мысль изреченная есть ложь.»)

5. Все мыслеформы, населяющие ментальный мир, несут на себе печать своих создателей, но это не мешает им объединяться в некую систему, структура которой и является предметом настоящего исследования.

Последнее, пятое качество, казалось бы, противоречит четырем предыдущим. В самом деле, если мыслеформа не передается вербально, если она индивидуальна и изменчива при каждом внутреннем взгляде на нее, как же она может быть включена в некую систему в качестве элемента? Если мыслеформу нельзя вынести из собственной головы, не исказив ее, где находится этот ментальный мир, в какой географической точке планеты? Как и где мыслеформы различных авторов оказываются вместе? Наконец, если ментальный мир действительно существует, там должны находиться мыслеформы, отражающие каждого из нас (потому что каждого человека кто-то из людей обязательно видел, и мыслеформ, отражающих одного человека, будет ровно столько же, сколько людей видели его в этой жизни; то же самое можно сказать и о многочисленных мыслеформах любой вещи или любой абстракции — совести, чести…). Чушь, в общем, получается. Довольно сложно организованная чушь.

Однако, какими бы фундаментальными ни казались эти сомнения, они не разрушают предложенной системы утверждений. Во-первых, для того, чтобы мыслеформа стала частью ментального мира, не надо ее никуда выносить из головы: ментальному миру чуждо понятие физического пространства; во-вторых, то, что ментальный мир не имеет ни одного стабильного элемента, говорит лишь о том, что он живая, развивающаяся система (сравните с живым организмом, регулярно обновляющим все составляющие его молекулы), а значит, чтобы остаться системой (то есть чем-то целостным) ментальный мир (как и живой организм), должен иметь определенную неизменную структуру. В-третьих, количество ментальных копий должно смущать нас не более, чем количество людей; наконец, в-четвертых, если мыслеформа непередаваема вербально, это не значит, что она непередаваема вообще. Все это станет окончательно ясным и очевидным через несколько глав.

Несколько слов о методе исследования. Авторами метода являются Ю.Л.Котляревский, А.С.Шанцер [26], К.А.Косоглазенко [Приложение], а также, в известной степени Лео фон Берталанфи, Г.Гессе («Игра в бисер») и Й.Хейзинга («Человек играющий»).

Общая схема настоящей работы предполагает структурирование повседневности (с точки зрения ее ментального восприятия), затем выход за пределы повседневного и изучение ментальных структур, отражающих этот выход и то, что за ним, связывание повседневного и над-повседневного, создание модели интеллектуальной системы, характеризующей ментальный мир классической Греции, наконец, средства и пути развития этой модели.

Работа преследует следующие цели:

1). Продемонстрировать возможности, которые дает структурирование ментального мира для построения новых концепций функционирования и развития цивилизаций;

2). Адаптировать метод для исторических исследований.

Эти цели весьма актуальны, ибо наши, отечественные историки, остались без инструмента: марксизм становится в этом качестве смешон, диалектика, в недалеком прошлом служившая своеобразной альтернативой марксистской методологии исторической науки (А.Ф.Лосев), — инструмент, сфера применения которого весьма ограниченна, а здравый смысл не может быть инструментом уже потому, что каждый понимает его по-своему.

Глава 1 Повседневность в ментальном мире

1. Подступы к структурированию

Повседневность представляет собой тот фундамент, на котором строится все остальное. Даже если историк изучает богословие или историю математики, он должен, во избежание терминологической неразберихи, связывать историю идей с той повседневностью, в которой обитали их авторы. Без изучения повседневности, очевидно, невозможна ни одна гуманитарная наука. Естественные науки, изучающие мир, окружающий человека, имеют с повседневностью иные отношения, и, строго говоря, повседневность не изучают. Изучение природы — это процесс называния явлений, не имеющих имен, и согласования новых имен с уже существующими в естественнонаучных языках.

(2) Повседневность — это система практических знаний, которая включает в себя знание норм поведения и общепринятого в данной социокультуре порядка действий в той или иной ситуации, для достижения той или иной цели. Конечно, физик N, работающий с электронным микроскопом, обладает системой практических знаний, необходимых для наблюдения происходящих в микромире процессов. Однако, эти знания узкоспециальны и их, в силу этого, трудно назвать общепринятыми, если мы говорим обо всей социокультурной общности, к которой принадлежит N. Деятельность профессионалов выходит за рамки повседневности, и ею мы обязательно займемся несколько позже. Однако, несомненно, между процессом изучения природы и человеческой повседневностью существует весьма тесная связь: успехи естественных наук постепенно обогащают повседневность новыми изобретениями, но это происходит только тогда, когда эти изобретения уже перестают интересовать научные круги.